Танцоры в трауре - Марджери Аллингем

Линда Сутане, которая сидела на самой верхней ступеньке лестницы сразу за его дверью, устало поднялась на ноги и спустилась ему навстречу.

Глава 21

Когда Кэмпион стоял, балансируя своим худощавым телом, упершись пятками в бордюр и упершись плечами в высокую каминную полку, он посмотрел на девушку, сидящую в его кресле с подголовником, и сделал тревожащее открытие, что развитие сердечного дела не прекращается в тот момент, когда две стороны разделяются, возобновляя свой ход, когда они встречаются снова, а, скорее, продолжает свое неуклонное развитие медленно и неумолимо все время, независимо от того, находятся участники вместе или порознь.

Линда Сутане выглядела меньше, чем он ее помнил. Ее черный костюм с плиссированным белым воротничком был ей к лицу, а шляпка, сидевшая на прилизанных волосах, придавала ей новый вид изысканности, который ему нравился и который он находил каким-то утешительным.

Она молча последовала за ним в квартиру и села, не оглядываясь по сторонам. Ее молчание деморализовало его, и он стоял, глядя на нее, засунув руки в карманы, желая, чтобы она заговорила и поставила эту смехотворно тревожащую встречу, по крайней мере, на какую-то конкретную основу реальности. В тот момент он чувствовал, что страдает от галлюцинации с дополнительным недостатком, заключающимся в том, что он очень хорошо знал, что это не галлюцинация.

Она взглянула на него, и он увидел, что ее маленькое личико побелело и застыло, а глаза медового цвета потемнели от беспокойства.

Его сердце внезапно и болезненно сжалось, и это стало последней эмоциональной каплей, которая перевернула руль, и он почувствовал, как восхитительно и свободно злится на нее. Перед ним предстало все чудовищное навязывание любви, и он вскипел от этого.

“Что ж, ” сказал он злобно, “ это очень мило с вашей стороны”.

Она откинулась на спинку стула и подобрала под себя ноги, так что он полностью вмещал ее.

“Дядя Уильям подумал, что ты придешь помочь нам, если я сам попрошу тебя, поэтому я пришел, чтобы найти тебя”.

Она говорила с необычной непосредственностью, и он видел, что ей не по себе и она получила недостойное удовлетворение от своего открытия.

“Но, моя дорогая леди, ” сказал он, “ если бы я мог что-нибудь сделать, поверьте мне, я бы бродил по вашему восхитительному саду, приставал к вашим слугам, прыгал от клумбы к клумбе с биноклем для чтения и вообще вел себя как обученный дома частный техник. Но сейчас я действительно не понимаю, как я могу навязывать вам себя. Что я могу сделать?”

Она уставилась на него.

“Ты изменился”, - сказала она.

Внезапность прямого нападения повержена, или, скорее, обескуражила его. Он нащупал портсигар и предложил его ей. Она отрицательно покачала головой, но не отвела взгляда от его лица. Она выглядела обиженной и озадаченной и раздражающе напомнила ему Сару.

“У нас ужасные неприятности”, - сказала она. “Полиция приходит каждый день. Ты знаешь об этом? Что они думают о Конраде?”

“Примерно, да”.

“И все же ты ничего не сделаешь?”

Вероятно, впервые в своей жизни Кэмпион перестал думать во время интервью. Бывают случаи, когда интеллект изящно выходит из ситуации, полностью находящейся вне его благопристойного контроля, и предоставляет всему остальному сложному механизму ума разбираться самостоятельно.

Поскольку он был высокородным продуктом высокоцивилизованной расы, его природные инстинкты были подавлены другими насажденными человеком культурами и табу, и результатом войны между ними стало то, что он, если и был внутренне несчастен, то внешне немного сошел с ума.

“Моя дорогая, ” сказал он, “ я поддержу для тебя всю эту бестолковую вселенную. Я остановлю всю эту головокружительную процедуру британской полиции ради тебя, если ты этого захочешь. Я всемогущ. Я взмахну маленькой палочкой, и мы обнаружим, что все это неправда ”.

Какое-то мгновение она безумно колебалась между гневом и слезами и, наконец, забралась еще глубже в кресло, чтобы сидеть, глядя на него, как крапивник в гнезде.

“Как Лагг?” спросил Кэмпион. “А дядя Уильям? И услужливый Мерсер? Сак тоже, и Пойзер, и мисс Финбро?" Примите мои самые искренние соболезнования, и если бы я был первоклассным фокусником, я бы перевел стрелки часов примерно на месяц назад, скажем, на начало мая, с величайшим удовольствием для вас. Однако, как бы то ни было, я не тот мужчина, за которого вы меня принимали. Да благословит Господь мою душу, в конце концов, я не королева фей ”.

Он был сосредоточен на том, чтобы разозлить ее. Казалось, это стало единственной важной вещью в жизни.

“В душе я хам”, - весело сказал он. “Я не умею обращаться к оракулу, и чудеса мне недоступны. Видите ли, здесь действует довольно много других мощных заклинаний — например, жена привратника.”

Теперь он был очень живым и смеялся. Пустота исчезла с его лица, сделав его худым и приятным. Он снял очки, и его светлые дальнозоркие глаза стали темнее и острее, чем раньше.

Линда серьезно кивнула ему, как будто он поделился с ней секретом, который она уже знала.

“Спустись со мной сейчас”, - сказала она и протянула ему руку.

Он посмотрел на руку, бросив на нее острый быстрый взгляд, который охватил все, что можно было в ней заметить: ее форму, текстуру и очень слабые голубые вены под золотистой кожей. Жеребенок в поле точно так же смотрит на горсть корма, протянутую ему для приманки.

Он резко повернулся и подошел к бару с коктейлями.

“Давайте выпьем и обсудим это”, - сказал он. “Белая леди?”

Он долго готовился, и она смотрела на его худую мускулистую спину и короткие тонкие волосы у основания черепа.

“Крысы сейчас прямо в доме”, - сказала она тихим голосом позади него. “Скоро нам придется их увидеть. Это похоже на осаду призраков. Джимми сходит с ума от беспокойства, и все разные. Я думала, это только в доме, но теперь я начинаю понимать, что весь мир такой. Я думала, ты захочешь помочь ”.

“Я бы сделал это”, - легкомысленно заверил он ее. “Если бы я мог, я бы спустился вниз, как стремительный бурундук. Видите ли, меня так обескураживает размер вещи. Вы заметили это в отношении убийства? Это связано со сложными процентами. Двое в два раза хуже одного, а трое в три раза хуже двух.