Танцоры в трауре - Марджери Аллингем
“С воем”.
“Ты не озвучиваешь это. Тебе не о чем беспокоиться. Ты не мог сделать это быстрее. Йео здесь. Он передает привет и забирает все тяжелые мысли. Он говорит, что неправильно понял тебя, но теперь, когда он видит, над чем ты работал, он будет счастлив угостить тебя пивом при первой возможности. Это такое милое дело, Кэмпион. В этом нет ни малейшего изъяна”.
“Как долго вы там пробудете?”
Голос молодого человека был очень тихим.
“Максимум полчаса. Мы практически готовы. Я просто позвонил, чтобы предупредить тебя и убедиться, что с твоим концом не возникло никаких проблем. Теперь мы можем подавать выступления в ”Белых стенах", не так ли?"
“Да”.
“Ты останешься там с прикованными глазами, пока мы не придем?”
“Я буду”.
“Хорошо. Тогда через полчаса. До свидания”.
Кэмпион положила трубку и посмотрела на полированную поверхность стола, где с утра собралась легкая пленка летней пыли. Его охватило ребяческое желание что-то нацарапать, и он написал три слова, которые старался держать в голове, чтобы противостоять осаждавшим его невыносимым искушениям: “Жена привратника”.
Он несколько секунд беспомощно рассматривал надпись, прежде чем стереть ее носовым платком.
Пересекая зал, он на ходу пнул что-то маленькое и круглое и наклонился, чтобы поднять это. Это была маленькая желтая пуговица с нарисованным на ней цветком. Он узнал его как один из шести на желтом платье Линды. Он повертел его в руках, поколебался и, наконец, опустил в карман с тайным, успокаивающим чувством приобретения.
Он увидел Сутане, как только снова вышел в сад. Танцовщица сидела на последней ступеньке террасы за окнами утренней гостиной. Он стоял спиной к Кэмпион, и в обтягивающем черном свитере, который он натянул поверх белых фланелевых брюк, его тело выглядело похожим на воздушного змея и угловатым, как на современном рисунке. Он сидел, подтянув колени к подбородку и положив на них голову. Ни один другой мужчина в подобной позе не мог бы выглядеть настолько комфортно, умиротворенно и непринужденно.
Далеко внизу, в конце сада, Линда прогуливалась в тапочках. Их платья мерцали белым и желтым среди листьев. Вернулась Ева. Она лежала на диване-гамаке в дальнем конце лужайки. Ее руки были заложены за голову, а глаза, как догадалась Кэмпион, с мрачной обидой смотрели на маленькие косяки розовых облаков, так безмятежно плывущие по раскрашенному небу.
Сок исчез, но звук его голоса, сопровождаемый восторженными воплями Сары, эхом разносился с кухонной лужайки на западной стороне дома и свидетельствовал о том, что трехкарточные трикстеры нашли подходящую кружку.
Кэмпион села рядом с Сутане. В прохладной глубине утреннего зала позади них Мерсер все еще бренчал. Его новая мелодия “Павана для мертвой танцовщицы” превратилась из мотива в законченную вещь, и он прокрутил ее несколько раз, вложив в нее поток спонтанных идей, прежде чем перейти к другим фразам, некоторые из которых забавны, а другие достигают того уровня банальности, который, по крайней мере, всегда вызывает удивление.
Ни один из двух мужчин на террасе не заговорил сразу. Сутане сидел очень тихо. Он не изменил своей позы, за исключением того, что повернул голову и теперь сидел, наблюдая за Кэмпионом своими тусклыми черными глазами, умными и вопрошающими.
“Здравствуйте”, - наконец тихо сказал он. “Пришли сделать свой доклад?”
Кэмпион серьезно посмотрел на него. Его собственная гамма ощущений была воспроизведена до конца. Он прослушал всю гамму и узнал последнюю тонкую плоскую ноту. Он был эмоционально закончен и пребывал в странном покое.
Сутане пошевелился, и знакомая кривая улыбка скользнула по его широкому рту.
“Я думал, у тебя есть”.
Кэмпион посмотрел на свои длинные загорелые пальцы и заговорил, не отводя от них глаз.
“У полиции есть копия свидетельства о браке Хлои”, - медленно произнес он. “Я рассказал им об этом. Они получили его в церкви в Брикстоне. Когда она приехала сюда и усилила свои шантажирующие требования к мужу, он вышел из себя по отношению к ней и...”
Сутане внезапно потянулся.
“О, это было не так просто, мой дорогой друг”, - сказал он, переворачиваясь так, чтобы лечь животом на траву, а локтями опереться на низкую плоскую ступеньку. “Видите ли, он не знал, что был ее мужем”.
Кэмпион уставился на него с зачарованным смирением, а Сутане продолжал, его приятный голос мечтательно подыгрывал словам.
“Она была странной женщиной, когда была моложе. Не знаю, поймете ли вы, что я имею в виду, но у нее было то качество безрассудства, которое является сутью страсти. Когда война только закончилась, это было прочувствовано. Люди говорят о молодежи, которая плывет к хорошим временам. Они не знают. В те хорошие времена была вложена энергия, сила, экстаз. В этом не было никакого дрейфа. Мы с головой окунулись в них и сделали их буйными.
“То тут, то там из них вырывалась какая-нибудь особенная женщина, как пузырь из варева. Она стала не лидером, а воплощением духа стремления к наслаждению. Давняя тревога заполнить день из-за смерти, которая должна была наступить завтра, стала привычкой для наших непосредственных старших, и мы переняли это от них, но без их страха. Мы были молоды. Мы не устали. Мы не были разбиты. Наши нервы не были разорваны на куски. Мы были подавлены. Мы выросли в мире, где не было никакого веселья. И внезапно, как раз когда наша кровь закипела, это произошло.
“Хлоя была немного старше остальных из нас. Она была успешной и великолепно выглядела. Она легкомысленно вышла замуж в порыве восторга, а через несколько месяцев, когда ей это надоело, она взяла другого мужчину. Произошел скандал. Бедный идиот муж думал, что влюблен в нее, и пытался удержать ее, а она уничтожила его, весело объяснив, собирая свои вещи, что у него нет на нее никаких прав. Она была замужем раньше, во время войны, по ее словам. Ее муж был жив. Должно быть, она двоеженец, и разве это не забавно? Она не очень сожалела, а он не должен был быть глупым, не должен был быть старым другом. Это был довольно веселый опыт, подумала она ”.
Голос Сутана смолк, и он посмотрел в конец сада, туда,
