Танцоры в трауре - Марджери Аллингем

Пока Кэмпион слушал его, в его памяти всплыло еще одно воспоминание. Он вернулся в студенческие годы и увидел себя пьющим кофе в обшарпанной чайной на глухой кембриджской улочке, где за тонкой зеленой занавеской ужасающий граммофон извлекает сочные звуки десятиразрядной исполнительницы баллад.

“Когда звезды не спят, Девушка-водяная лилия,

Я буду ждать у озера, Девочка-Водяная лилия.

На кону бьющееся сердце.

Ты спрячешься и позволишь всему разразиться?

В память о старых временах — Девушка с водяной лилией”.

Он сел, когда значение этой клички дошло до его сознания. Значит, это и было приглашением Хлои на собрание. В суматохе дня не было ни записки, ни поспешного слова, как он предполагал. Договоренность была достигнута тогда, у него под носом. Он понял, наконец, ее настойчивость в отношении куплета песни.

Когда маленький кусочек головоломки встал на место, его разум встряхнуло. Новая мысль посетила его. Сутане там не было. Сутане была в зале, репетировала. Сам он этого человека до обеда в глаза не видел.

Когда он сидел неподвижно, устремив взгляд вдаль, его мозг, казалось, внезапно перевернулся в голове. Это был определенный физический опыт, сравнимый с процессом, который происходит, когда ожидаемый поезд на станции метро появляется из, по-видимому, неправильного туннеля, и разум проскальзывает и корректирует явление, поворачивая вселенную другой стороной, заменяя в одну калейдоскопическую секунду восток на запад.

Ева была в комнате в то воскресное утро, и Сак тоже, но Хлоя играла для Мерсер.

Кэмпион уставился на новый вид.

Сквайр Мерсер.

Мерсер, который никогда не считал никого, кроме себя, не только главным правилом, но и самым незначительным обстоятельством. Мерсер, который искренне считал себя самым важным, и благодаря своим способностям, был терпим и поощрялся своими друзьями.

Мерсер, обладавший тем типом ума, который был достаточно изобретателен и в достаточной степени лишен чувства юмора, чтобы придумать ужасную и нелепую гранату с велосипедным фонарем, идею столь же смехотворную и столь же ужасно эффективную, как печально известный рецепт мистера Смита по убийству жены за женой в потрескавшихся ваннах второсортных пансионов.

Мерсер, который не был бы особенно встревожен новостью о том, что несколько незнакомцев попали в ужасную аварию на железнодорожной станции, при условии, что это произошло в двадцати милях от его поля зрения.

Кэмпион наклонился вперед, обхватив голову руками. Его разум стал очень ясным. У него была иллюзия, что он думает очень медленно.

Мерсер принял передозировку хинина сразу после того, как услышал в выпуске новостей в 8:45 новость о катастрофе в Боарбридже. Затем у него развился, или сказал, что развился, тяжелый синхонизм, который был своеобразным заболеванием, поскольку любой врач, к которому обращались за консультацией, мог описать симптомы только со слов пациента — слепоту, дрожь, головную боль, заложенность среднего уха. Все это могло быть очень легко сымитировано человеком, который боялся, что его нервы могут выдать его во время неловкого допроса в полиции.

Мысли Кэмпион вернулись к ночи смерти Хлои. Мерсер была в маленькой музыкальной комнате с открытым окном. Это была практически собственная комната Мерсер. Он, безусловно, пользовался им чаще, чем кто-либо другой. Кэмпион помнил это окно. Он сам выскользнул через него во время эксперимента с гирьками от кухонных весов. Он вспомнил твердый газон под ним и прямую дорожку, ведущую прямо через сад к озеру. Человек мог выскользнуть на темную лужайку и вернуться через это окно дюжину раз, и никто его не хватился.

Он подумал о Куммере.

Каммер приехал в Лондон и остановился в небольшом отеле в Виктории. Предполагалось, что мужчина пробыл в Англии некоторое время. Но теперь появилась вероятность, что он только что прибыл.

Если подпруга Мерсера была фиктивной, зачем ему было ехать в пятницу в Лондон к специалисту? Предположим, вместо этого он поехал к Куммеру? Мерсер не умел или не хотел водить машину, но он знал, где Сок держит свое купе, припаркованное на открытой улице.

Предположим, что часть реконструкции Йео была правдой, и Мерсер указал на машину, стоявшую в конце тупика, и попросил Куммера отвезти его обратно в его коттедж в поместье Уайт Уоллс. Предположим, он сидел рядом с мужчиной, пока не наступил удобный момент, а затем набросил ему на голову плед и убил его гаечным ключом Носка, вышибив ему мозги со всем безумным ужасом человека, не склонного к насилию от природы.

До его ушей донеслись осторожные разговоры суперинтенданта по телефону. Он говорил о трюке Петри. Предположим, что Мерсер вытолкнул машину на обочину после смерти Каммера, а затем вернулся пешком на станцию Боарбридж и подождал там своего собственного шофера, который, естественно, предположил, что он приехал на своем обычном позднем поезде.

Мерсер уехал в Париж во вторник после смерти Хлои, когда велосипед уже был в доме, а Конрад уже высказал свою угрозу. Если в Париж, то почему не в Вену, которая в нескольких часах полета дальше?

Вся серия убийств была настолько беспечной. Как сказал Йео, человек, ответственный за это, очевидно, был слеп к грозящей ему опасности. Его преступления были преступлениями того, кто был маленьким богом в своем собственном кругу. Кто же тогда был маленьким богом этого круга? Не Сутане, который был работником, человеком, который осознавал свои обязанности и был втайне потрясен ими, а Мерсеру, которого обманывали, льстили и защищали до тех пор, пока его мнение о собственной значимости не потеряло всякую связь с реальностью.

Кэмпион вскочил на ноги.

Значение послания Йео, переданного через суперинтенданта, дошло до него. Йео теперь знал правду и ошибочно полагал, что он, Кэмпион, знал это все время. Это был Мерсер, который женился на Хлое, Мерсер, который черпал вдохновение для своей смущающе пронзительной музыки из очень краткого общения с ней. Это было имя Мерсера в записной книжке таппенни, имя Мерсера в реестре Брикстонской церкви.

Облегчение нахлынуло на Кэмпиона, охватив его, успокаивая его, утешая его старым волшебным криком его детства— “Это неправда! Это неправда!” Он был свободен. Груз был снят. Сутане не был тем человеком. Линда—Сара— Носок—Ева—театр—дом— восхитительное волнение от этих танцующих ног — все они были чудесным образом спасены на грани катастрофы. Он был восхитительно неправ. Это было неправдой!

Он сделал паузу. Сквозь ошеломляющий поток, который вывел его из себя, он услышал звон пианино, и с этим звуком пришло новое воспоминание,