Норфервилл - Франк Тилье
Они подошли к домику Тедди.
— Знаете, в языке инну есть слово, которого не существует. Непереводимое слово.
— «Колония»?
— «Свобода. - Это было понятие, которое не имело места в жизни этого народа. Мои предки всегда жили в пространстве без оград, без границ. Они не загоняли животных в загоны. На самом деле, единственный способ перевести это слово — «конец заключения. - Апикуканау.
Она глубоко вздохнула.
— Половина моей крови — ину. Я живу вдали от них, но они — часть меня. Не судите строго об этом сообществе по тому, что вы увидите или услышите. За столетие белые люди хотели навязать им то, что сами развивали тысячелетиями. Они заставили их жить в резервациях, покупать продукты в супермаркетах, принесли им алкоголь и игровые автоматы, которые наносят огромный ущерб. И я не говорю о наркотиках. В свое время они забирали у них детей, чтобы воспитывать их в интернатах, где их били, чтобы искоренить индейца, который был в них. История этих кочевых народов, о которой большинство канадцев не знает, — это глубокая и болезненная рана...
И эту рану она носила в своей плоти, Тедди догадывался об этом. Смущенная тем, что так раскрылась, Леони наконец улыбнулась ему робкой улыбкой, которую он смог разглядеть под маской, защищавшей ее лицо от холода: ее глаза слегка прищурились.
— Если вам что-нибудь понадобится... — прошептала она.
— Спасибо, Леони. Все будет хорошо...
Попрощавшись с ним кивком головы, она продолжила свой путь, пока не достигла места назначения, три домика дальше. Ее домик был самым удаленным в лесу: окружающие деревья душили его, образуя дугу, оставляя свободной только фасад, выходящий на озеро. Тогда она заметила у подножия двери большой конверт и подняла его. Коричневый, без адреса.
Оказавшись в тепле, она даже не стала снимать куртку и разорвала конверт. Внутри была книга. Леони была потрясена, когда увидела обложку. Она хорошо знала эту книгу. Она была написана в 1976 году Ан Антане Капеш, первой женщиной из народа инну, которая нарушила устную традицию своего народа, чтобы оставить письменный след. Опубликованная на языке инну-аймун и на французском, эта книга была автобиографической. В ней она наконец-то раскрыла миру десятилетия несправедливости, которой подвергался ее народ. Уничтожение их территории, насильственная декультурализация, навязанная белыми, оскорбления, постоянные издевательства. Книга называлась «Я проклятая дикарка.
Леони почувствовала, как ее охватила ненависть. Она подумывала сесть в машину и мчаться к Лиотте, потому что была уверена, что именно он был автором этого «подарка. - Сразу же с ним разобраться. Направить на него пистолет. Заставить его признаться, что он был там, в тот вечер 1996 года. Но она одумалась. Потому что это означало бы вступить в его игру. Сделать именно то, чего он от нее ждал. Обвинить его? А что потом? У нее не было никаких доказательств, и он это знал. Даже под угрозой оружия она была уверена, что этот тип ничего не скажет. Ему доставляло слишком большое удовольствие видеть, как она барахтается в его сетях.
Измученная, она заперла дверь на ключ и задернула все шторы. Хищники дежурили в лесу. Они могли наблюдать за ней, хорошо спрятавшись в зловонных закоулках Норфервилля. Она рухнула в кресло, уставившись на книгу, на черный заголовок над лицом Ан Антан Капеш. Этот заголовок вернул ее в холод, в страдания, после того как их, Майю и ее, изнасиловали, а затем бросили на обширных снежных просторах. Она снова оказалась рядом с этим чудовищем, которое шептало ей на ухо. Слова, которые она все еще часто слышала, когда засыпала по вечерам.
Проклятые дикарки.
28
— Это был несчастный случай, Гаранс... Я не хотел его убивать...
— Тедди? Черт, ты видел, который час?
Гаранс поспешно надела халат и вышла из спальни. Ее муж заснул перед телевизором на диване, укутавшись в одеяло. Часы показывали 5 часов, а это означало, что в Канаде было 23 часа. Первым делом она схватила пачку сигарет, лежавшую на столе, а затем, укутавшись, вышла на террасу своей квартиры. Там прохлада на ее лице придала ей бодрости. В любом случае, она не смогла бы заснуть.
— Объясни.
— Он наехал на меня сзади из своей машины, которая была припаркована в сарае. Я ничего не смог сделать... Мы ударились о балку, и тогда все обрушилось. Он получил удар по голове.
Гаранс казалось, что ее партнер говорит как в замедленном кино. Он явно не был в нормальном состоянии.
— Ты пил?
— Он был еще жив, когда... когда я уехал. Клянусь тебе, Гаранс. Это я вызвал скорую, представившись им, хотя мог бы задушить его, заставить заплатить за то, что он сделал с этими девушками.
Я не говорю, что хотел, чтобы он жил... Я просто сделал то, что должен был сделать, потому что я не такой, как они... Я... Не держись за это впечатление обо мне, пожалуйста... Это некрасивое впечатление...
Гаранс затушила сигарету в пепельнице, которая лежала на краю террасы. Она зажгла ее по привычке, но так рано вкус табака остался у нее во рту.
— Расскажи мне, что не так, Тедди.
Он смотрел на звезду, которая светила ярче других: как будто она подмигивала ему, только ему одному. Он опрокинул столбик электрического забора, чтобы перелезть через него. Теперь он сидел где-то на опушке леса, с полупустой бутылкой виски между ног, за своим домиком, на снегу, прислонившись спиной к стволу дерева. Уже несколько минут он не чувствовал холода в своем шерстяном свитере. Наоборот. Его куртка лежала скомканной рядом с ним.
— Я так по ним скучаю. По обеим. Может, Морган и была далеко от меня, но она была жива... Я цеплялся за надежду, что однажды мы с ней снова будем вместе. Теперь, когда ее нет, зачем мучить себя болью от ее ухода? Зачем выживать после этого?
Его ответственность за смерть Шалмео... убийство Морган... его пребывание в этой местности, где изоляция могла свести с ума... Гаранс чувствовала,
