Испытательный полигон - Майкл Коннелли

Южной Калифорнии и двух юристов‑родителей, решила, что не уверена, действительно ли хочет заниматься адвокатурой. В поисках себя она проводила время на Гавайях, катаясь на волнах с бойфрендом без видимого дохода, но с впечатляющим загаром и ещё более внушительной коллекцией досок для сёрфинга.

— Эй, это не я учила её сёрфингу, — сказала Мэгги. — Это на твоей совести. И не я решила бросить прибыльную уголовную практику на пике карьеры.

— Да, спасибо, что напомнила, — сказал я. — И с Новым годом.

— Взаимно. Вижу, у тебя портфель. Это наводит на мысль, что твой визит не просто дружеский.

Мэгги всегда была проницательна, когда дело касалось меня. Я не мог смотреть на неё без лёгкого сожаления о том, что мы разошлись. На ней был строгий тёмно‑синий костюм, блузка застёгнута до самого горла. В её тёмных волосах мелькало несколько седых прядей. За тридцать лет, что я её знал, она постарела красиво.

— Никогда не мог ничего от тебя утаить, — сказал я. — Да, мне нужно с тобой кое‑что обсудить.

— Присаживайся, — сказала она. — И я не даю обещаний, которые не могу выполнить.

Она улыбнулась — это был один из её предвыборных лозунгов.

Я выдвинул стул перед её столом, сел, поставив портфель на пол. Флаги за её спиной стояли так плотно, что походили на один шёлковый занавес.

— Много флагов, — заметил я.

— По одному на каждую страну происхождения наших избирателей, — ответила она.

— Возможно, придётся от некоторых избавиться, если Трамп и правда всех депортирует, как обещает.

Новый президент выиграл выборы в ту же ночь, что и Мэгги. Его кампания строилась на обещании искоренить нелегальную иммиграцию. Поскольку Мэгги шла как беспартийный кандидат, она не использовала подобную риторику.

— Итак, в чём просьба, Микки?

— Значит, всё, что я теперь делаю, — это лишь прошу?

— Как я уже сказала, полагаю, именно поэтому ты здесь.

— Напомню, я был платиновым спонсором твоей кампании.

— Был. И я это очень ценю. Так что просто расскажи, о чём речь.

— Полагаю, ты просматриваешь дела и быстро в них вникаешь.

— Да. И пока не видела ни одного, где бы ты был адвокатом защиты.

— И надеюсь, так и останется. К тому же конфликт интересов, который возник бы, будь я защитником в уголовных делах, нам обоим совсем ни к чему. Но в суде по делам несовершеннолетних идёт процесс, который пересекается с одним из моих гражданских дел.

Она кивнула.

— Дело Аарона Колтона, — сказала она. — Я час разговаривала о нём с Уиллом Оуэнсби перед праздниками.

Это меня удивило. Она вступила в должность сразу после выборов, то есть меньше двух месяцев назад. Были праздники, кадровые решения, масса прочих неотложных дел, и я надеялся, что до этого дела у неё ещё не дошли руки. Направлять её в нужное мне русло было бы проще, если бы она не знала всех подробностей. Теперь задача усложнялась.

— Оуэнсби — хороший прокурор, — сказал я. — Но он буквоед, понимаешь?

— Ты имеешь в виду, что он предпочитает играть по правилам? — уточнила Мэгги.

— Я имею в виду, что он сосредоточен на своём деле. Это замечательно, но он не видит общей картины.

— А что ты называешь общей картиной?

— Давайте скажем — более полным правосудием.

— Должна заметить, он приходил и час рассказывал мне об этом деле, но твоего имени я ни разу не услышала. О твоем иске я знаю по новостям. Но одно к другому отношения не имеет.

— Что? Нет, имеет самое прямое. Аарон Колтон совершил убийство дочери моей клиентки, спровоцированное чат-ботом с искусственным интеллектом, который вышел из-под контроля. Вы изолируете подростка, но почему не привлекаете к ответственности компанию, которая разработала приложение, не учтя его потенциальное воздействие на уязвимые подростковые умы?

Вот где настоящая вина, Мэгс. Ты должна это увидеть.

Мэгги опустила взгляд на сложенные на столе руки. Я не раз видел эту позу. Она выглядела так, будто просто даёт буре утихнуть — буре, которой был я. Когда она заговорила, голос её был ровным; это звучание я тоже узнавал по сотне наших прежних спорных разговоров.

— Чего ты хочешь, Микки?

— Хочу, чтобы ты поступила правильно. Мне нужен доступ к компьютеру мальчика.

Она решительно покачала головой.

— Нет. Этого не будет — сказала она. — Во‑первых, это дело несовершеннолетнего. Во‑вторых, оно далеко до завершения. Мы не делимся уликами по открытым делам, будь то несовершеннолетний или взрослый.

— Мне нужно показать, что произошло и почему, — сказал я, — чтобы доказать свою правоту.

— Тогда приостанови своё дело. Как только мой офис закончит с Колтоном, мы сможем обсудить, чем я могу с тобой поделиться.

— Ситуация гораздо сложнее, чем кажется. Ваше дело рискует затянуться на долгие годы. Предстоит пройти через психиатрическую экспертизу, слушания по вопросу вменяемости, и только потом будет принято решение о передаче дела во взрослый суд. Этот процесс будет бесконечным. А время играет против нас. Компания активно распространяет это приложение по всему миру, в том числе и среди детей. Виктор Вендт, создатель этой технологии, видит будущее, где каждый ребенок будет иметь своего ИИ-компаньона, подобно кукле Барби. Это может повториться, Мэгги. И моя задача – не ваша – заключается в том, чтобы предотвратить это.

Мэгги ответила мне тем самым покачиванием головы и пожатием плеч, которое я прекрасно понимал.

— Ты говоришь как народный трибун, — сказала она. — Но мне почему‑то кажется, что в конце вашего великого служения обществу, тебе выпишут очень крупный чек, не так ли?

— Дело не в деньгах, — сказал я. — Иначе мы давно бы договорились. Компания предложила семизначную сумму, чтобы всё замять. Но мы не хотим, чтобы это всё просто замели под ковёр. Мы хотим, чтобы такое больше не повторялось.

— «Мы»?

— Моя клиентка. Бренда Рэндольф. Она потеряла шестнадцатилетнюю дочь. Единственного ребёнка, Мэгс. Она не хочет, чтобы кто‑то ещё пережил то же самое. В этом суть дела. Речь об изменении мира в лучшую сторону и о безопасности детей.

— Очень красноречиво. Кажется, по новостям говорили, что ты подал иск в федеральный суд.

— Верно.

— Кто судья?

— Пегги Рулин.

— Тогда почему ты не пришёл с её повесткой? Либо она тебе уже отказала, либо, что