Убийство в университете - Фейт Мартин

Девушку звали Дженни Смит-Джонс. Странная фамилия, подумала Джанин, прочитав надпись на табличке, вложенной в металлический держатель на двери. Угораздило тебя иметь две такие заурядные фамилии, как Смит и Джонс, так зачем же использовать обе?

Комната представляла собой точную копию соседней, только цвета немного отличались. Да вместо плакатов с манекенщицами были постеры из театра и кино. По всей видимости, Дженни изучала драматические искусства.

Она была совсем юной и очень бледной, однако, слава тебе господи, пребывала в здравом уме. На ней были джинсы и грубый свитер ручной вязки, придававший ее худощавой фигурке нечто гномье. Длинные светлые волосы вялыми выцветшими прядями ложились на поникшие плечи. Во взгляде больших серых глаз, которым она встретила появление полиции, читалось раздумье.

Удивительно, какие они разные, сразу подумала Хиллари. Пикантная французская куколка в смелом макияже и шикарных нарядах — и высокая, стеснительная худышка-англичанка.

Интересно, рассеянно подумала она, не окажется ли эта Дженни Смит-Джонс заправской актрисой. Иногда такие простушки могут очень сильно удивить.

Рядом с девочкой сидела женщина средних лет, чистейший типаж школьной экономки, чище не найдешь и на голливудском кастинге. Она была кругленькой, но не толстой, с пухлыми розовыми щеками и блестящими карими глазами, в которых читалась доброта.

Невозможно было не задаться вопросом: за что приняли на работу этот кладезь рассудочности и образец уютной внешности, за опыт и знания или просто за внешний вид?

Мыслимо ли, чтобы маменька с папенькой еще о чем-то тревожились, оставляя свою драгоценную дочурку или сыночка на попечение такой вот экономки, которая станет неусыпно следить за каждым их вздохом и чихом?

— Вы, должно быть, из полиции, — сказала женщина и бросила быстрый взгляд на девочку. — Вам обязательно прямо сейчас расспрашивать Дженни?

— Да я не против, — тут же заявила Дженни Смит-Джонс, хотя голос у нее дрогнул.

Хиллари с благодарностью улыбнулась.

— Мы ненадолго, мисс Смит-Джонс. И я не буду расспрашивать вас о событиях этого утра. Как я понимаю, вы уже обо всем рассказали констеблю.

Она поймала удивленный взгляд Джанин. Хиллари понимала сержанта: всякий, кто ведет расследование, предпочитает опираться на сведения из первых рук. Но Хиллари мыслила практически. Пусть порой результаты вскрытия в сочетании с незначительными деталями свидетельских показаний и позволяют раскрыть дело сразу же, но что-то подсказывало ей, что здесь не тот случай.

Так зачем настраивать против себя добрую экономку и мучить свидетельницу, если можно не давить, потихоньку зарабатывая очки в их глазах? Вот и сейчас экономка уже смотрела гораздо менее грозно.

Впрочем, думать о ней просто как об экономке было невыносимо. От этого Хиллари начинала чувствовать себя персонажем сериала «Так держать».

— Мисс… — Она повернулась к женщине, и та ответила улыбкой:

— Бимиш. Мисс Бимиш.

— Мисс Бимиш, не могли бы вы несколько минут подождать снаружи, если вас не затруднит?

Джанин видела, что это предложение пришлось женщине не по вкусу, и не могла не оценить всей красоты хода. Хиллари не сказала ни одного грубого слова. Она даже ничего не требовала. И все-таки каким-то образом умудрилась дать понять мисс Бимиш, что со стороны последней будет чрезвычайно неблагоразумно возражать. Потому что полиция есть полиция, а работа есть работа, и в конце концов, любая хорошо воспитанная женщина умеет вовремя уступить, не теряя достоинства.

Хиллари Грин на долю секунды дольше обычного задержала взгляд на собеседнице.

— Сержант Тайлер вас проводит. Разговор будет недолгим, и вскоре вы сможете вернуться к своей подопечной.

И экономка, сама привыкшая требовать неукоснительного исполнения своих распоряжений, не заметила, как встала и очутилась в коридоре.

Плотно закрыв за ней дверь, Джанин увидела, что Дженни смотрит на Хиллари с непередаваемым уважением.

— Как вы ее, — сказала Дженни. Хиллари села. — Я уже просто мечтала, чтобы она ушла, только не могла придумать, как от нее отделаться.

Хиллари кивнула:

— Тебе хотелось побыть в одиночестве. Да, это нужно. Когда с нами случается что-то неожиданное, чего раньше не бывало, это может выбить из седла. Чувствуешь себя после этого какой-то потерянной.

Дженни моргнула. Она не ожидала такого от человека в форме. По правде говоря, она думала, что полицейский будет мужчиной. Строгим, суховатым, и интересовать его будут только цифры, даты и минуты.

Она немного расслабилась.

— Что ты можешь сказать о Еве? — спросила Хиллари, намеренно выбрав наиболее размытую формулировку.

Дженни вытерла рукой щеку и громко шмыгнула носом.

— В смысле?

— Она тебе нравилась?

— Да. Конечно.

— Почему?

Дженни нервно поерзала на стуле.

— В смысле? — повторила она и покраснела. Эта женщина — как она назвалась? Инспектор Грин? — решит, что она совсем дура. Вот инспектор совсем не такая. Спокойная, собранная, совсем как мама. Дженни хотелось угодить ей, но в голове все плыло, и она чувствовала, что делает все не так.

— Чем тебе нравилась Ева? Добротой? Щедростью? Ты брала у нее вещи поносить? Или, например, она умела тебя насмешить?

— А, поняла. Нет, все не так совсем было. В смысле, что она была не такой уж доброй, — сказала Дженни. — Иногда вредничала, но так, знаете, по-французски. Насмешничала. Она была остроумная. Нарочно никому пакостей не делала, просто ей смешно было наблюдать за людьми. Как будто они специально для развлечения. Но если я просила у нее что-нибудь поносить, она всегда давала.

Хиллари кивнула.

— Она хорошо говорила по-английски?

— О да. По крайней мере, лучше, чем я по-французски, — с обезоруживающей честностью добавила Дженни. — Мне иногда казалось, что она специально начинает говорить с сильным акцентом, особенно при парнях, ну, понимаете? Она умела изобразить из себя маленькую беззащитную девочку, такая сиротка Энни за границей, и все в таком духе. Но это она только притворялась. Ей нравилось морочить голову мальчишкам. И у нее хорошо получалось, — добавила Дженни как нечто обыденное.

Хиллари не поняла, как к этому относилась сама Дженни. По-видимому, Дженни и сама не знала.

— Она была экстравертом? — спросила Хиллари.

— Да, стопроцентным. Ну вот такая вот она уродилась. Еще она была очень творческая натура, хотела быть дизайнером одежды. Говорила, что будет знаменитой, как Армани, или Гуччи, или кто там еще. У нее хорошо получалось! Она все время рисовала красивые платья, костюмы такие широкие для отдыха, рубашки, юбки, даже шарфы. Все рисовала. И сама, конечно, тоже умела одеваться, выглядела всегда просто потрясающе. Иногда она придумывала наряды специально для меня. Говорила, что, если я себе такое сошью, девчонки просто умрут от зависти. — Дженни вздохнула. — Знаете, я, наверное, и вправду сошью. Попрошу мамину портниху.