Послание смерти - Лесли Вульф

— Видела кого? — уточнил Мичовски.

Глория Бьюкенен протянула ему папку.

— Мужчину с веревкой. Еще до ее исчезновения было заведено дело.

Детектив оторвался от папки и посмотрел на Энрике Рамоса.

— За несколько дней до исчезновения моя жена видела мужчину. Причем не в первый раз. Сначала она заметила его на парковке около офиса, когда уходила с работы. Она решила, что это какой-то залетный фрик. А потом он подкараулил ее в нашем садике, и мы обратились в полицию. Но никто ничего не предпринял. А теперь она мертва.

Мичовски начал было изучать материалы в папке Бьюкенен, но передумал.

— Можете рассказать, что конкретно она видела?

Энрике прокашлялся, шмыгнув носом.

— Он стоял вон там, за кустами. В руках у него была веревка, будто он готовился кого-то задушить. Помню, Лиза сказала, что он обмотал веревку несколько раз вокруг кулаков. И уставился прямо на нее. Жена пришла в ужас. Она закричала, но когда я вышел, он уже исчез.

Гэри обернулся к Бьюкенен:

— Есть фоторобот? Как он выглядел?

— Нет. Миссис Траск не видела его лица, — ответила женщина, словно оправдываясь. — Нам не с чем было работать. Тем не менее мы приняли заявление.

— Жена сказала, что видны были только его руки и веревка. Лицо он прятал в тени. — Энрике собрался с духом и спросил: — Он что, задушил ее?

Мичовски на короткий миг отвел взгляд.

— После вскрытия мы все узнаем. Прошу вас, мистер Рамос, позаботьтесь о себе и о сыне. Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы поймать человека, убившего вашу жену.

Энрике в это, похоже, не слишком поверил. Опустив голову, он отвернулся в сторону дома.

— Еще одно, — сказал Мичовски, доставая телефон. — Это кольцо принадлежало вашей жене?

Молодой человек смотрел на фото не более секунды.

— Нет, точно нет. Она не снимала свое обручальное кольцо — широкое, с тремя бриллиантами. А это я впервые вижу.

4. Целая жизнь

Мелисса Хендерсон села на водительское место своей красной «Акуры», закрыла дверцу и, тяжело вздохнув, на пару минут опустила веки. Наконец-то можно расслабиться после нескончаемой суеты реанимационного отделения. Утром Мелиссе удалось перевести дух, когда ее назначили ухаживать за раненой женщиной — федеральным агентом. Это внесло свежую струю в исполняемую ею череду обязанностей персонала отделения экстренной помощи.

Но долго так сидеть она не могла — надо было спешить домой, к сыну. Мелисса завела двигатель и, переключив скорость, приготовилась тронуться с места. А перед этим, как обычно, сняла табличку с именем и опустила ее в держатель для стаканов на центральной консоли. Еще недавно она перед уходом из больницы всякий раз переодевалась, стремясь сохранить свою индивидуальность, свою женственность. Но теперь это казалось неважным. Она слишком устает, и никто на нее не смотрит.

Взгляд остановился на именной табличке. Мелисса взяла ее в руки и провела пальцем по глянцевой поверхности. «М. Хендерсон». Более чем уместно. Все это относилось к нему… вся ее жизнь вращалась вокруг него, мужчины, за которого она вышла замуж восемь лет назад, вокруг Дерека Хендерсона. И только одна буква принадлежала ей: буква «М», означавшая ее имя — Мелисса. Как же точно именная табличка отражала реальность!

И когда все пошло наперекосяк? Она не могла понять, как ни старалась. Дерек, ее принц на белом коне, ее смуглый, высокий и обаятельный суженый, вскружил Мелиссе голову, едва она получила диплом помощницы медсестры. Сам он был бухгалтером, без пяти минут специалистом по управленческому учету. Не прошло и нескольких дней, как их захватила страсть. Она еще не забыла, как пылали глаза Дерека, когда он раздевал ее, сгорая от желания, словно наркоман, предвкушающий новую дозу. Мелисса испытывала потрясающие ощущения даже от одного его взгляда, и сейчас ей этого ужасно не хватало. Она тосковала по мужчине, в которого когда-то влюбилась.

Почему же уходит такая любовь?

Она почувствовала, как в уголке глаза наливается непослушная слеза, и сердито смахнула ее тыльной стороной ладони. Слишком поздно. Что прошло, того не вернуть, но это случилось не в одночасье.

Их страсть не выдержала испытаний бытом, работой, долгими отлучками, хлопотами по воспитанию сына. Вот так умирает любовь, похороненная под мусорными баками, стиркой, мытьем посуды и затовариванием холодильника. Родительские собрания, детские утренники, двойные смены в реанимации, вопящий от режущегося зуба малыш. Добравшись до дома и переделав все дела, Мелисса принимала душ и, свернувшись калачиком, лежала на диване, мечтая только о том, чтобы не просыпаться никогда.

Но вина не целиком лежала на ней. Дерек отчаянно стремился подняться повыше по служебной лестнице, и ей это нравилось, пока она не поняла, что амбиции требовали от него все больше и больше, а для семьи оставалось все меньше и меньше. Это происходило постепенно, начавшись вскоре после рождения сына, Чарли, пока она боролась с хроническим недосыпанием, мучившим ее сильней, чем физическая боль. Муж все больше времени проводил на работе, зарабатывая повышение, которого так добивался. В конце концов Дерек его получил, и не единожды. Он стал бухгалтером-криминалистом, классным аудитором, его зарплата выросла в три раза. Но этого ему было недостаточно. Ему всегда было недостаточно того, что он имел.

Муж не участвовал по-настоящему ни в ее жизни, ни в жизни их сына. Даже когда Чарли был совсем маленьким, Дерек спихнул все заботы по уходу за ним на Мелиссу, апеллируя к ее навыкам медсестры как к обязательному условию успешного подтирания сопливого носа и смены подгузников. Он работал за компьютером, вызывая ее всякий раз, когда ребенку что-нибудь требовалось. «Мелисса, он плачет», — объявлял он, даже не глядя на сына. «Мелисса, ему пора менять подгузник. Тут воняет дерьмом. Хотя тебе ведь не привыкать».

Да, она постепенно привыкла и к этому, и ко многому другому и перестала ожидать от мужа чего-то еще. Для сохранения душевного равновесия Мелиссе было вполне достаточно видеть, что Дерек пришел домой, улыбнулся ей, повозился для вида с Чарли и скрылся в своем кабинете. Какое-то время она грустила, что теперь их жизни проистекают словно в разных плоскостях, но теперь и это прошло. Отсутствие мужа на горизонте позволяло ей быть мобильнее, управляться с домашними делами быстрее, а иногда — правда, лишь изредка — успевать за ужином посмотреть половину какого-нибудь фильма по телевизору.

Ничего не поделаешь: страсть иссякла, сменилась разобщенностью и скукой, любовь не устояла под натиском быта, разъедавшего их брак с каждым днем, загруженным до предела