КАТА - Екатерина Ааронова

Без особых усилий или чувств можно наслаждаться этими ничтожными попытками ухватиться за жизнь, которая и без того уже казалась мне чем-то ненастоящим.

– Прелестно, не правда ли? – сказал Адам настолько фальшиво, что и самый наивный бедолага распознал бы здесь не прикрытую издевку. – Детишки вон носятся. Вот, посмотри! Смотри! Смотри, как им весело! Люди! Радуются жизни! – перебирал он. – Чертов «рай» на земле! – воскликнул Адам восхищенно, радостно, но выждав болезненную паузу. – А знаешь, что будет дальше?

Как будто на перемотке, голубая, чистая вода приобрела темный оттенок, отражавший вдруг затянувшееся тучами небо. Из солнечной лагуны мы оказались в ловушке стихии. Дождь по нарастающей переходил в плотный ливень. С неумолимой силой он барабанил по воде, по причалу, по мне. Потом послышались первые раскаты грома. Я все еще пыталась поймать взглядом людей на берегу. Яркие пятна перемещались в грязной картинке. Музыку заглушил шум природы.

– Их ждет настоящий Ад! – вдруг весело, но истерично пропел он. – Всего одно мгновение, но в этой боли и в этом страхе он растянется в жестокое путешествие. Что они должны испытать! Эту грязь даже наблюдателю не смыть с себя. А тем более тому, чьи неизбежные действия привели бы их к этому. Ты разве не поняла еще? – каждое его слово становилось тяжелее. Теперь он с особой проницательностью и непритворным состраданием кричал. Как бы стихия ни пыталась заглушить его, он был громче. Он звучал повсюду. Мощь его голоса, не знающая поражения даже перед лицом самой, как тогда казалось, могущественной силы. – Знаешь, что можно увидеть в глазах человека в ту долю секунды, когда он осознает необратимость и жестокость этого момента? – продолжало отражаться отовсюду. – А если один миг продлится час? Год? Десятилетие?

Вода начала сильно раскачиваться, подгребая под себя все живое и неживое и жестоко выплевывая его. Каждой волной меня накрывало, пытало, не давая сделать полноценный вдох, и снова выкидывало на поверхность.

– Но не больше срока своей жизни! – он кричал. Ветер доносил до меня каждое слово в этой грозовой симфонии.

Куда-то в берег стали попадать молнии. Волны были все выше, все сильнее и настырнее.

– А нам достается вечность! – успел неистово прокричать Адам, прежде чем меня накрыло чудовищной волной и начало бросать под водой.

В горло попадали острые потоки воды, меня уносило с такой силой, что уже невозможно было поймать поверхность или понять направление. Песок и мелкие камни, попавшие в тот же вихрь что и я, били по спине, по лицу. Неожиданный сильный рывок за руку в одно мгновения выр-вал меня на поверхность. Пытаясь прийти в себя, я грубо откашливала грязную воду. На языке сохранялся мерзкий привкус тины. Наконец, смогла почувствовать опору. Больше не парила в воде, не имея возможности даже дотянуться до земли. Теперь я сидела в какой-то бескрайней луже и все равно цеплялась за дно. Вокруг было так спокойно. Ни дуновения ветра, ни капли дождя… Ни горизонта. Ни неба. Влага как будто испарялась, образовывая плотное мутное облако.

Послышался щелчок и глубокая затяжка. Подняв голову, снова увидела его. Он зажег сигарету и жадно начал смаковать ее, выпуская плотный дым изо рта. Адам пристально наблюдал за тем, как я пытаюсь оправиться. Сделав еще пару затяжек, заговорил:

– Вот оно! – как будто этой фразой можно было подвести черту и объяснить что-то необъяснимое.

– Что?

– То, что я делаю, – очень ровным тоном продолжил он, все еще надеясь, что короткие несвязные фразы окажутся теми самыми недостающими кусочками пазла. – Вот проклятье, которого ты так мне желаешь. Оно уже со мной. Все мое существование, – он остановился, чтобы сделать очередную затяжку. – То, что я делаю здесь, то, что я делаю там.

– Ублюдок, – сказала я почти беззвучно.

– Да! Да! Да! Я ублюдок! И не только! – закричал он. – Никто! Никто не заслуживает вечной кары! В особенности такой жестокой! Кары длиной в тысячи лет!

– Ты заслуживаешь всего, о чем говоришь! Гораздо худшего. За все, что ты сделал!

Он приблизился ко мне, еле сдерживая себя от гнева!

– Этот ад! Этот чертов Ад! Он ваш! Он не мой! – он смотрел прямо мне в душу и горел от ярости. В его черных глазах я видела отражение своих. – Мое наказание и есть само наказание!

Мне было страшно пошевелиться. Не посмела бы прервать его. Чувства неприязни и непреодолимого сочувствия боролись за место в моем сердце.

– Ваши душа и тело, по сути, почти неразделимы. Разбив сосуд, мгновение длится всего секунду. Плевать, что будет в это мгновение! Вы прожили жизнь! Вы сами выбираете свой путь. Нет никакого дела, нет никакого смысла в последнем осколке жизни. После нее придет пустота. Не имеет значения, что вы заслуживаете в этот миг! Наказания или блаженства, – продолжал он. – А у таких, как я, нет ни души, ни хрена, есть только вечность, – скорбно выговорил он. – Мы не прожили жизни, чтобы заслужить такое…

Сказав это, его глаза вернулись в тот привычный, запомнившийся еще при первой встрече облик. Мне потребовалось время, чтобы еще раз прокрутить в голове то, что было уже давно понятно. Я отказывалась верить в то, что лежало на поверхности. Это мгновение и есть сама смерть. И жизнь уже оборвалась…

– Я уже мертва… – сказала я.

Адам просто смотрел на меня, не проявляя ни единой эмоции. Он на время замер в тишине. После чего схватил меня за руку и подтянул к себе, поднес сигарету к моему запястью и перевернул ее тлеющей частью вниз. Выждал момент, когда в глазах проявится фантомная боль, от осознания и предчувствия реальной боли. Он медленно опустил сигарету и начал тушить ее о запястье. Я сжала зубы и съежилась от боли. Только когда он закончил и выбросил окурок, осознала, что ее и не было. Боли не было. Ни жжения, ничего. Она была ненастоящей. Я бросила взгляд на место ожога. Адам сдул с моей руки пепел. Кожа осталась абсолютно ровной, гладкой, без единого следа.

– Нет, – спокойно сказал он. – Еще живая. Боль, которой не было, не оставляет следы на вас здесь. Остальное лишь в моей и твоей голове.

– Но у меня есть следы… – громко сказала я, пытаясь будто опровергнуть только-что услышанное, настолько важное. – От стрелы! И не только.

– Потому что сюда ты могла попасть лишь в миг, когда могла умереть. Лишь на пороге самой смерти. Эта боль существовала для тебя и чуть тебя не убила.

– Но… тогда почему я здесь сейчас? Разве я не должна быть мертвой для этого?

– Для того чтобы понести кару здесь, да, но чтобы пройти через это место, дабы оказаться в моем – нет.

– Но как это работает? – недоумевала я. – В чем суть? Какая разница?

– Что рай, что ад! Это остаточный эффект… Душа отскакивает от тела, для мертвых она здесь и хоронится. Хронология сохраняется. Вы даже и не заметите, что что-то не так. Даже живые. Это поезд, где у каждого своя остановка, – съязвил он и укоризненно посмотрел на меня. Адам провел рукой около моей ноги и на ней тут же появилась мерзкая бирка. Я поспешила ее снять. – Это кривое зеркало! Отражение жизни! И плевать, что ее настоящей здесь нет. Здесь есть чувства. Жизнь, – тихо сказал Адам, разгуливая вокруг меня. – Это единственное место, где я могу почувствовать ее такой, какая она должна быть. Непредсказуемой. Небольшое отступление, – сказал он, делая новый шаг. – Для понимания. Мы все здесь играем бессмысленные роли. Они не влияют на исход. Они дарят новый образ жизни. Хотя, конечно, есть и те, кто смакуют сам ее конец. Гниды, – сморщился он. – Так вот, главное отличие от моего лишь в том, что таких, как ты, карают и душой и телом. По сути, они проживают