Родной дом - Нина Александровна Емельянова

Чудесные, радостные утра! Витьке кажется — его что-то наполняет до краев, хочется петь, залезть на дерево, пробежать по росистой траве так, чтобы никто не догнал. Перед ним плывет, чуть ныряя, поплавок: это не поплавок бежит, это непрерывно, неостановимо бежит, струится река.

АНТОНОВЫ ДЕЛА

Здесь, на берегу этой родной Витьке Светлой, произошел необыкновенный разговор его с Антоном.

Через день после завершения истории с лодкой Витька сидел с удочками у водопоя, когда вниз с крутого берега сбежал Антон и молча уселся на песке рядом с другом. Утро было ясное и свежее. Из овражка, заросшего мелким кустарником, тянуло влажным холодком.

— Хочешь, возьми одну удочку, — предложил Виктор, но Антон отказался. Поплавки спокойно отражались в воде, — Это потому не ловится, — сказал Виктор, — что нет дяди Алексея; он все знает, как и куда закидывать. Вот когда пойдешь с вами…

— Я не пойду.

— Почему? Дядя всех ребят зовет.

Витька в последнее время безошибочно чувствовал какую-то перемену в отношении взрослых к товарищу. Может быть, думал он, Антон теперь не казался им таким уж озорником?

— А зачем мне с ним ходить, я и один не пропаду.

— Так ведь интересно же! Дядя Алексей всю войну на фронте был.

— Мой отец тоже был.

— Ну и что ж? — горячо заговорил Витька. — А дядя Алексей самые большие гидростанции строит! То был военный, теперь он инженер, очень хороший.

— Все они хорошие, — грубо сказал Антон. — Повидал я этих хороших, больше не хочется.

— Кого повидал?

— Мало ли кого. Ходил в районе повсюду, все хотел насчет отцовского дела узнать. И столько несправедливости видел… — Антон повернулся к Витьке, темные глаза его смотрели на друга со злым, насмешливым выражением: — Это у вас дома все тихо да гладко, а попадешь в беду — узнаешь, как искать справедливость!

— А разве у нас может быть несправедливость? — удивился Виктор. — Ведь у нас же Советская страна!

— Советская, конечно. Но, значит, остались еще плохие люди. Сколько хороших людей погибало, кто-то ведь был виноват! Вот хоть Павлика Морозова убили же кулаки!

Ну, про тех-то плохих людей Витька, конечно, знал: это и были враги, которые стояли против всего советского строя, ненавидели его. Но они далеко. Витька уверен, что его окружают только хорошие, справедливые люди.

— Я вот зашел с отцом на склад Райпотребсоюза, откуда он товар получал для нашего сельпо. Ну, отец спрашивает у бухгалтера что-то о накладных, я не понял, а тот ему отвечает с насмешкой, лисьи глазки свои сузил: «Казенные документы, товарищ Ломов, требуют всегда трезвого порядка для их сохранности». Дает намек, что отец выпивает. Сразу видно — помочь не хочет. А сам-то! Щеки так и лоснятся, сытый, довольный… Ох, не люблю таких! Мы в еще ходили — все без толку. Я в вижу, что при отце-то мне ничего спросить нельзя: как я буду при нем встревать в разговор и про него же спрашивать? Тогда я и решил: схожу-ка один к Шилову, к районному прокурору.

— Зачем?

— Думал, раз он людей судит, так, наверное, все на свете знает. Он ведь партийный — значит, самый правильным человек.

— Ну и что?

— Зашел я в прокуратуру, иду по коридору, гляжу — на двери табличка: «А. Д. Шилов». Отворил дверь и вошел. Дяденька, строгий такой, а молодой, сидит за столом, пишет. Взглянул на меня. «Мальчик, тебе чего надо?» — спрашивает. Я говорю: «Это вы — прокурор районный?» — «Я, говорит. Зачем я тебе нужен?» — «Моего отца, говорю вы неправильно обвинили. Так делать нельзя». — «Вот как? — перестал писать, в кресле своем выпрямился, смотрит на меня и вроде как усмехается. — А кто же твой отец? И по какому делу?» Я сказал. Тут телефон зазвонил, он стал разговаривать и все отвечал кому-то: «Нет. Не согласен. Нет. Не могу, баловаться можете… Качает головой, не уступает — Я твердо убежден в этом». А сам, не опуская трубки, все на меня посматривает, будто всего разглядеть хочет. Потом трубку положил, говорит: «Так ты думаешь, правление Райпотребсоюза напрасно его смяло, а мы напрасно обвиняем?» «Я не думаю, а знаю. Рассыпьте перед моим отцом золото — он не возьмет. (Это я так ему говорю, а на сердце у меня закипает.) Отец же меня учил чужого никогда не задевать. Да и все наши колхозники знают» какой он, а не говорят потому, что с вами спорить боятся». — «Почему же боятся?» — «Да потому, что вы же начальник». Он как захохочет, вроде бы и по-доброму, но все-таки к чему тут смех? Потом наклонился ко мне, и в глазах его словно засветилось: «Ну, а еще какие у тебя доказательства невиновности отца?» — «Больше, говорю, никаких нет». — «Вот и вижу я, что рановато тебе к районным прокурорам ходить». Обидно мне стало, я взял да и ушел: чего я буду ему говорить, он все равно не сделает ничего.

— Ого, Антон! — Витька даже покраснел от волнения. — Если бы прокурор захотел, он бы все мог сделать! Володькин отец всегда так говорит. Только ведь… — голос его упал, — правда надо доказательства.

— Я и сам теперь это понимаю. Да откуда их взять, доказательства? Домой тятя сроду нитки не занес. Я-то знаю, что на него напраслину несут, но как это доказать?

— А еще дядя Малинин говорит, что Шилов молодой и с людьми не больно-то разговаривает.

— То-то вот, не захотел он послушать, зачем я к нему пошел. Эх, Витька, ведь все дело в том, чтобы каждый партийный был такой человек, такой… чтобы понимал — хоть и мальчишка пришел, но и тот может иметь понятие. А так, не разговаривать, — это и есть несправедливость.

— А знаешь что, — оживился Витька: — ты с дядей Алексеем посоветуйся. Вот сейчас сразу и пойдем.

Антон живо повернул голову, и Витька обрадовался, что другу совет его пришелся по душе. Но тут, же по лицу Антона понял, что совет отвергнут.

— Нет, неохота. Ему уж небось тетка Настя про отца наговорила.

— А папка сказал, что женщинам не надо его судить, пока неизвестно, виноват твой отец или нет. И, говорит, не похож он на виноватого.

— Все равно тетка Настя скажет, и твой отец ее не переспорит.

— Ну, нет… — неуверенно сказал Виктор, сознавая, что в словах Антона есть правда и отец, возможно, и