Родной дом - Нина Александровна Емельянова
— А что, дядя Алексей, — спросил Антон, — у вас самое-самое интересное, когда вы строите гидростанции?
— Самое интересное? — Дядя подумал немного. — Такие, друзья мои, великие дни бывают в нашей работе, что и не расскажешь! Для чего мы бетонной плотиной пeрегораживаем реки? Чтобы скопить огромные массы воды и чтобы в руках человека она послушно направлялась туда, где в ней нужда. И вот идет работа: тысячи человек в нейучаствуют, они год за годом возводят величайшую плотину. Трудно это? У-y! Сколько дней, в жару, под солнцем, и в морозы, на студеном ветру, проводят люди на своей стройке! Передвигаются машинами тысячи тонн земли: там, где была гора, стало ровное место; где были крутые овраги — поднялись горы земли. Все разворочено! И вот начинается новое устройство на огромном пространстве, уже наметился среди непонятного хаоса какой-то порядок, потом все начинает складываться, устраиваться. … По сравнению с той великой переделкой земли, которая идет на строительстве, человек кажется маленьким. А на самом деле он могуч, он — творец, этого… Я видел в безводной степи, как люди стояли, ждали воду. Для нее заранее приготовили русло, но оно было еще сухое. Солнце пекло, а люди стояли, ждали: им объявили, что вода уже пошла. И вот скачет верхом человек и машет рукой. Подскакал, крикнул: «Вода идет!» И все устремили взгляд навстречу воде… И увидели, как, медленно накопляясь и переливаясь вперед, приостанавливаясь и снова вырываясь, приближается вода, которой раньше здесь совсем не было и с которой шли к людям здоровье, богатство, жизнь. Увидеть, как люди кидаются на колени и омывают руки и лицо этой мутной еще, усталой от дороги водой, смеются и плачут, — это и есть самое большое, что может человек унести с собой на всю жизнь как лучшее, дорогое! Тогда вдруг понимаешь, какое святое дело — труд человека!..
Как удивительно говорил с ними в ту ночь дядя Алексей!
А потом все поехали в Устъ-Светлую провожать на пароход дядю Алексея и тетю Лизу; и тут Витька в первый раз в жизни увидел Обь.
Витька ждал, что он увидит большую, широкую реку. Что особенного — их Светлая в половодье тоже широко разливалась. Но, когда они с Антоном, сопровождая дядю Алексея, подошли к берегу великой сибирской реки и дядя Алексей сказал; «Здравствуй, Обь!» — Витьку охватило очарование от всей слитной могучей массы воды, неудержимо идущей куда-то далеко вниз, к океану. Вода эта прошла уже огромный путь, и идти ей предстояло еще тысячу километров или больше, принимая в себя бесчисленные притоки, и небольшую Светлую среди них. Чем дальше, тем берега этой сейчас залитой солнцем реки будут все больше расходиться — Витька слышал: Обь в устье так широка, что с одного ее берега не видно другого. Какая же огромная сила воды придет к океану!
Сегодня ожидали пассажирский пароход сверху. Витька уже различал за далекой зеленой полосой острова тонкую струйку дыма, словно легкий серый мазок на голубом небе. Заговорившись с Антоном, он и не заметил, как из-за поворота показался пароход и постепенно стал виден с левого борта во всю свою длину, белый и нарядный. Он шел очень легко, быстро приближаясь, и все яснее обозначался большой полукруг у него над колесами с надписью крупными буквами: «Александр Невский». Пароход начал поворачивать к пристани, все укорачиваясь в длину. И теперь шел прямо на Витьку — узкий, высокий, разбрасывая в стороны от носа буруны воды. Витьке было видно одновременное движение колес с обоих его бортов. Блестели на солнце огромные окна салона верхней палубы; там, около окон, стояли люди и смотрели на берег.
Пароход продолжал поворачиваться и подходил к пристани, вырастая в длину. Теперь он был виден с правого своего борта. Только дым, идущий из трубы, тянулся по ветру все в том же направлении, и казалось, что он остается на том же месте, пока пароход поворачивается.
Потом бросили трап, с парохода пошел народ. С верхней палубы кто-то из стоящих там людей крикнул:
— Алексей Васильевич, вы с нами?
— С вами, конечно! — весело отозвался дядя Алексей, махая фуражкой.
И Витька вдруг так остро и ясно почувствовал, что вот дядя был целый месяц с ними, а теперь уезжает и потом будет работать с теми людьми, которые на такой большой реке и с такого большого парохода узнали его и окликнули.
Дядя Алексей был свой человек здесь. Вот он с тетей, Лизой сейчас поднимется по трапу и надолго уйдет из Витькиной жизни…
— Ну, до свиданья, Витя, сказал дядя, прощаясь с ним, — теперь мы будем работать недалеко от вас, видеться будем часто.
И Витька как будто заглянул в какую-то новую для него жизнь, очень широкую, но оттуда было недалеко и до Витьки, и до Антона, и до Феди, и до обоих Митюшек.
И, жалея расстаться, но уже надеясь, что это ненадолго, Витька обнял дядю Алексея.
С высокого берега, где стояли Витька с Антоном и Федя с Митюшкой, им хорошо было видно верхнюю палу, ту, где стояли дядя Алексей с тетей Лизой. Витька долго смотрел на них, пока пароход не стал медленно отваливать, увозя их, как казалось Витьке, не очень далеко: ведь сказал же дядя Алексей, что теперь они будут работать на Оби!
А пароход повернул и теперь легко шел по стремительной воде в синеющую просторами даль.
Да, сколько бы еще ни пришлось Витьке видеть прекрасных урожаев в своей жизни, все же урожай этого года в Сибири был таким, какой запоминается на всю жизнь! Когда теперь, помня наказ дяди Алексея, Витька попадал на поля, босые быстрые ноги несли его то мимо высокой ровной стены пшеницы, и Витька с восхищением смотрел на золотой ее разлив, то его встречала душистым медвяным запахом бело-розовая гречиха, то величавая рожь стройно и густо заслоняла перед мальчиком кругозор. И, поневоле остановившись, Витька глядел на плотные ее стебли, такие гладкие и упорные, и, поднявшись на носках, едва доставал рукой тяжелые золотые колосья.
Дожди прекратились, снова наступило вёдро, и теперь, когда Витька прибегал купаться, по всему берегу Светлой были видны тонкие линии, ровно и точно проведенные: река, постепенно мелея, оставляла след за следом, как
