Шопенгауэр. Для тех, кто хочет все успеть - Эдуард Львович Сирота
По правде говоря, философия все-таки предполагает наличие багажа накопленной мудрости, неестественного для молодого человека во все времена. По этим меркам доктор философии в двадцать пять лет – ранний успех, свидетельствующий о незаурядных способностях и трудолюбии. Но успех этот, думается, исходит из прилежного и творческого изучения уже накопленных человечеством философских построений, а не из пережитого и выстраданного лично. Примерно так юноша, начитавшись художественной и психологической литературы, пусть и «с карандашом в руке», внешне очень разумно рассуждает о так называемом кризисе среднего возраста. Кажется, что он заранее хорошо подготовлен к этим проблемам и они его не застанут врасплох – но приходит известный срок, и он добросовестно повторяет ошибки предшественников, будучи тем более уверенным в своей правоте, чем глубже он изучил этот вопрос теоретически. Всему свое время.
«Истинная дружба – одна из тех вещей, о которых, как о гигантских морских змеях, неизвестно, являются ли они вымышленными или где-то существуют»
Применительно к Артуру Шопенгауэру все это так и не так. Да, его диссертация – это всего лишь творческое переосмысление существовавших взглядов и учений, но ее, а тем более последовавших вскоре философских трудов, не было бы, если бы он к своим двадцати пяти годам не повидал и не испытал кое-чего помимо мудрых и глубоких работ других мыслителей. Именно это «кое-что» и составляет предмет настоящего рассуждения.
САКСОНИЯ
Одна из германских земель, курфюрство, одно время имела общего с Польшей монарха – курфюрста Саксонского Августа
Для любого человека естественно стремление совместить призвание и профессию. Посмотрим, как это получалось у нашего героя, но пока проследим за его жизнью после окончания учебы и до начала «работы по профилю».
В Веймаре у матери
История сохранила точную дату, когда Артур снова на некоторое время поселился в доме Иоганны Шопенгауэр – 5 ноября 1813 года. К этому времени в жизни матери произошли немалые перемены. Ее давний друг К. Л. Фернов скончался, а вместо него появился – младше Иоганны на целых двенадцать лет – служитель городского архива Веймара Георг Мюллер фон Герстенберг – человек возвышенных суждений и не чуждый литературных экспериментов, что было близко Иоганне, которая писала сама. Злые языки, в которых никогда и нигде не наблюдается недостатка, говорили, что он очаровал фрау Шопенгауэр из корыстных соображений – полезные знакомства ее салона и бытовые удобства представлялись вполне адекватными прелестям сорокачетырехлетней писательницы, о которой в свою очередь говорили, что она прельщена вниманием к ней столь молодого для нее мужчины, то есть, грубо говоря, «нашла молоденького».
«Если я скрою свою тайну, она – моя пленница; если я ее выпущу, я – ее пленник»
Насколько все это было справедливо, не так уж нам сейчас и важно, но гармоничное сосуществование Георга и Иоганны никому не вредило, а посему вряд ли заслуживает осуждения – это их личное дело. По большому счету, так рассуждали практически все знакомые, включая Адель Шопенгауэр, – но только не Артур.
«У людей вообще замечается слабость доверять скорее другим, ссылающимся на сверхчеловеческие источники, чем собственным головам»
Постоянное присутствие в доме матери другого мужчины было для него нестерпимым. По разным причинам – о них тоже немало написано.
Во-первых, наверняка все-таки имела место сыновняя ревность. Мотив понятный, поскольку все более отдалявшийся во времени образ покойного отца рисовался все совершеннее и идеальнее, на фоне чего поведение матери представлялось Артуру недостойным памяти мужа и отца. Можно встретить и мнение, что сын продолжал страдать от дефицита материнского внимания, и этот инфантильный мотив ярко проявился, когда это самое внимание снова доставалось не ему.
Во-вторых, Артур явил в этой ситуации неуклонно становившиеся доминирующими такие малопривлекательные черты своего характера, как нетерпимость к людям, высокомерие, неуживчивость и явно излишняя здесь жесткость и непреклонность.
В-третьих, будь на месте Герстенберга какой-нибудь незаурядный и заслуженный человек вроде того же Гёте, возможно, что уважение к такому другу матери хотя бы частично уравновесило бы вышеописанное. Но Герстенберг не обладал такими достоинствами – по меркам Артура, тот был полной посредственностью, а на таких людей он смотрел как на пустое место, как на неодушевленный предмет, и почти не скрывал этого. А тут какое-то ничтожество не просто постоянно присутствует рядом, но еще и значит для родной матери больше, чем собственный сын!
Мать Шопенгауэра была настолько известной писательницей, что ее называли второй мадам де Сталь
Естественно, начались тяжелые ссоры, иногда сменявшиеся взаимным игнорированием. Попытки Иоганны примирить сына и друга только подливали масла в огонь, и к этому конфликту добавлялся нарастающий конфликт Артура и матери, не желавшей поступаться личной жизнью и свободой из-за инвектив сына. Дошло до того, что общение между ними, жившими в одном доме, приобрело письменную форму через посредство прислуги или Адели.
Герстенберг публиковал стихи Адели, сестры Шопенгауэра, под своим именем, чтобы они увидели свет
Вдобавок к этому, Артур в пику матери пригласил в «длительные гости» своего приятеля по Берлинскому университету Йозефа Ганса, которого Герстенберг, также не лишенный некоторого самомнения, называл «сомнительным еврейчиком», не отличавшимся интеллектуальным блеском.
Иоганна попыталась организовать домашний распорядок так, чтобы Артур и Георг не пересекались, но долго сама не выдержала сложностей и ограничений такого решения. Потребовав от Артура платить за себя и друга, в ответ она получила жесткие обвинения в растрате отцовского состояния из артуровой доли, что обернулось грандиозным скандалом.
«Во всяком, даже самом лучшем человеке возникают вызванные внешними поводами аффекты или обусловленные внутренним настроением нечистые, низменные, злые мысли и желания; но за них он морально не ответственен, и они не могут обременять его совести. Ибо они показывают только, что был бы способен сделать человек вообще, а не тот, что их мыслит»
В подобной обстановке не оставалось иного пути, кроме как снова жить раздельно, благо опыт такой уже имелся. Но Артур на это не соглашался, продолжая требовать изгнания Герстенберга. Справедливости ради стоит заметить, что Иоганна не требовала от сына и друга ничего большего, чем простая взаимная терпимость; того же мнения придерживалась и Адель, тем более что к далеко не самому желанному и приятному другу Артура они отнеслись вполне корректно.
«Одному только человеку природа в виде возмещения даровала как привилегию возможность по произволу заканчивать свое существование еще прежде, чем она сама поставит предел, так что он не вынужден жить, подобно животному,
