Допинг. Запрещенные страницы - Григорий Михайлович Родченков
И правильно сделали: требование иметь в штате второго эксперта — это очевидная глупость. У нас в Москве в лаборатории был метод проточной лазерной цитометрии, редкий и сложный вид анализа крови. Заказывать этот дополнительный анализ и платить за него никто не хотел, и за целый год едва набиралось 10 таких анализов. Однако дорогостоящий прибор постоянно находился в рабочем состоянии, специалист уровня кандидата наук ходил на работу и получал зарплату. И что мне делать, если будет положительная проба и спортсмен потребует контрольный анализ пробы Б? Где взять второго эксперта, чтобы другими руками сделать контрольный анализ? Если бы у меня было 500 анализов в год, тогда второй эксперт был бы в штате на полставки, а так ничего не остаётся, как пригласить второго эксперта из зарубежной лаборатории. Такой эксперт стоит как минимум 500 евро в день, плюс нам придется возиться с оформлением визы, оплатой авиабилетов, гостиницы, такси, обедов и ланчей. В итоге за контрольный анализ я должен буду выставить счёт на 3000 евро плюс НДС в размере 18 процентов. Получив такой счёт, спортсмен разозлится и непременно покажет его на ютьюбе или выложит в фейсбук.
Завершая денежные обсуждения, не могу не упомянуть про наши лондонские суточные, точнее сказать, «трудодни», daily basis. Как эксперты, приглашенные МОК для работы во время Игр, мы получали 650 долларов в день, по сути, те же стандартные 500 евро, упомянутые выше. За 22 дня работы я получил пухлый конверт, там было 14 300 долларов. Боже мой, все стодолларовые купюры были истрёпанные, с какими-то пометками и штампиками, с арабской вязью и точечками в кружочках по углам. Где только МОК этот мусор собирает? В Москве таких купюр не видели, наверное, с прошлого века, я хорошо помню, что в 1990-е годы от них можно было избавиться, потеряв процентов десять от номинала. Кристиан Айотт тоже была поражена такой неприличной наличкой. Я тщательно перебрал свою пачку долларов, отобрал для ввоза в Россию те купюры, которые были ещё туда-сюда; их у меня набралось восемь тысяч. Предел для ввоза и вывоза наличных был 10 000 долларов; от остальных помоечных купюр надо было срочно избавляться. Решил пойти попробовать, отсчитал 1500 долларов, сразу захотелось вымыть руки, ужасные банкноты, просто стыд, и пошёл с ними за угол в банк, попросил поменять доллары на фунты. Девушка вздохнула, поколебалась, но я ей показал свою солидную олимпийскую аккредитацию, с особо важными пометками, каких не было у тренеров и спортсменов.
И она выдала мне фунты! Жизнь прекрасна и удивительна.
11.8 Олимпийские игры 2012 года в Лондоне. — В олимпийской лаборатории в Харлоу
Олимпийская лаборатория находилась в Харлоу, в часе езды от отеля даже с учётом пробок, однако наши новенькие дизельные «БМВ» пятой серии были оснащены устаревшей системой навигации, не учитывавшей изменения движения во время Игр. За рулём сидели классные британцы из глубинки, добровольцы, это были состоявшиеся 50-летние люди — врачи, учителя, ветеринары и юристы, — бросившие на три недели свою престижную работу, чтобы поработать на Олимпийских играх в Лондоне. Солидные люди, они как дети радовались каждому приехавшему на Игры — и работали бесплатно. Оргкомитет снабдил их копеечными курточками и парой футболок с олимпийской символикой, а днём выдавал коробочки с сухомяткой, ланчем. Ночью они спали в общагах или в каютах старых кораблей, стоявших на Темзе, но были счастливы. Они будут показывать внукам эту курточку и фотографии с лондонских Игр! Сидя в машине, мы болтали и смеялись, но при этом никак не могли попасть на нужную дорогу. Из-за этого я пару раз был близок к коллапсу. Нельзя за завтраком пить столько свежего сока и крепкого кофе, через полтора часа езды по кругу мой мочевой пузырь готов был разорваться.
Олимпийская лаборатория в Харлоу была просторной, с замечательной планировкой, причём всё размещалось на одном этаже. Для нас, представителей МОК, была отведена небольшая комната со стеклянной стеной, там мы с профессором Кристиан Айотт чувствовали себя будто в аквариуме. Рядом, в такой же комнате, сидел мой давний друг Тьерри Богосян, независимый наблюдатель от ВАДА. Для работы в лаборатории пригласили 60 экспертов со всего света, но к проведению самих анализов допустили не более десяти. Остальные сидели в интернете, читали научную литературу, общались и пили кофе, смотрели трансляции соревнований и ждали конца рабочего дня. Зачем они приезжали? Ответ простой: для очередной солидной строки в биографии, то есть в своём резюме, любимом CV — Curriculum vitae. Олимпийские игры — это как участие в военном конфликте, а что конкретно ты там делал, воевал на передовой или сидел в штабе писарем, — вопрос второй; главное, что медаль за участие у всех одинаковая.
Меня тогда очень разозлило, что Патрик Шамаш не позволил Дону Кетлину посетить олимпийскую лабораторию, а ведь Дон Кетлин три раза был директором такой лаборатории: в Лос-Анджелесе, Атланте и Солт-Лейк-Сити, это уникальная карьера. Но они друг друга не любили. Дон Кетлин очень обиделся и на наших утренних совещаниях сидел молча. Я человек отходчивый и немстительный, но это я запомнил, и через два года в Сочи получилось так, что доктор Шамаш тоже не смог попасть в олимпийскую лабораторию.
Директор лаборатории профессор Дэвид Кован напустил такую секретность, что без сопровождающих нельзя было ходить по лаборатории, копировать и фотографировать, смотреть распечатки анализов. Мы пожаловались доктору Шамашу, и только тогда нам разрешили находиться в лаборатории без сопровождения. Но фотографировать всё равно нельзя, повсюду стоят камеры и наблюдают за тобой, так что я всё записывал в блокнотике, как оперативник во время обыска.
Имея прекрасное оборудование, олимпийская лаборатория в Харлоу не подготовилась должным образом к предстоящим Играм, на деле вышло надувание щёк и сплошная показуха. ВАДА толком не проверяло уровень готовности лаборатории, наивно полагая, что в Лондоне работают великие эксперты по определению допинговых соединений. МОК вообще не способен проверять лаборатории, там для этого и нет никого, кроме Патрика, трудоголика и умницы, но его основная специальность — травмы колена и всего остального, что можно
