Андрей Громыко. Дипломат номер один - Леонид Михайлович Млечин

Как и в армии, в дипломатической службе есть ранги и должности. Существует иерархия званий, стимулирующая стремление неудержимо двигаться вверх. Дипломатический ранг не только приятен, но и полезен. Громыко позаботился о прибавке к окладу за ранг. Еще доплачивали за выслугу лет, за знание иностранных языков и за работу с секретными материалами.

Старший дипломат – это уже фигура. В посольстве старшему дипломату предоставляли отдельный кабинет, выделяли автомобиль. Младшие дипломаты делили одну машину на несколько человек, ездили по очереди. На младших дипломатов старшие смотрели покровительственно, общались больше между собой.

Анатолий Добрынин, посол в Соединенных Штатах в 1962–1986 годах, рассказывал, что материальному положению дипломатов помог председатель КГБ. В своей книге «Сугубо доверительно» он воспроизвел важный разговор с Андроповым.

Председатель КГБ поинтересовался, почему американцам сравнительно легко удается определить, кто из посольских работников – сотрудник разведки. Добрынин объяснил. Сотрудники 1-го Главного управления КГБ снимают в Вашингтоне более дорогие квартиры, чем обычные дипломаты. Устраивают у себя дома приемы и коктейли, на что у дипломатов нет денег. Все сотрудники резидентуры, даже в невысоком звании, имеют в своем распоряжении собственные машины. А дипломаты, в том числе высокого ранга, пользуются машинами по очереди. Когда дипломаты приглашают кого-то на деловой ланч, они весьма ограничены в средствах – представительские расходы мизерны. Иногда приходится платить из собственного кармана. Сотрудники КГБ запросто угощают тех, кто им интересен, в хороших ресторанах. Дипломаты сидят на своих рабочих местах, сотрудники резидентуры – почти всегда в городе.

Андропов внимательно выслушал посла, которого в политбюро ценили, и обещал подумать. Вскоре, отметил Добрынин, жизнь старших дипломатов улучшилась: они обзавелись машинами, им увеличили представительские расходы и позволили снимать более комфортные квартиры. Андропов, озабоченный конспирацией своих разведчиков, помог Андрею Андреевичу.

Прелести жизни посла понять со стороны невозможно. Не послужишь, не узнаешь. Это самостоятельная, заметная и приятная работа, удовлетворяющая властную натуру. Дипломат, наверное, одна из самых малочисленных профессий на земле. Послов в нашей стране всего несколько сотен человек.

Послу положена резиденция. Премьер-министр или президент страны пребывания не могут часто приезжать в иностранное посольство. Зато протокол позволяет вечерком неофициально заглянуть в резиденцию посла для откровенного разговора. А дипломатическая служба и состоит в поддержании широких контактов, официальных и неофициальных.

Послу выделяли смету на проведение приемов, обедов и ужинов. Еду готовил повар или буфетчик. Возил посла опытный водитель. Самому садиться за руль послу не рекомендовали. Случись на дороге неприятное происшествие, пусть полиция занимается водителем, а не послом. Если посол, не дай бог, кого-то собьет на дороге, пострадает престиж государства, а его самого придется отзывать. К тому же послу надо было дать возможность на приемах и обедах, а они случаются чуть ли не ежедневно, что-то выпить. Если посол отстраняет протянутый ему бокал, хорошие контакты он не установит.

Когда при Михаиле Сергеевиче Горбачеве началась антиалкогольная кампания, Громыко запретил подавать спиртные напитки на протокольных мероприятиях и потребовал следить за тем, не пьют ли посольские работники. Такова была высшая воля. Главным борцом с алкоголем стал второй человек в партии – член политбюро и секретарь ЦК Егор Кузьмич Лигачев. В советских посольствах перестали подавать спиртное. Нужные и важные люди перестали ходить на приемы. Над нашими дипломатами обидно смеялись, а местные репортеры подлавливали их в магазинах, где они тайком приобретали вино и виски. Не пострадал, кажется, только сам Громыко. Он почти не пил и снисходительно относился к увлечению горячительными напитками только в том случае, если ценил дипломата. Но мы забежали вперед.

Упадок разрядки

Леонид Ильич Брежнев болел, плохо себя чувствовал, и это стало заметным. Ему заранее читали вслух материалы, подготовленные к переговорам, но он не мог запомнить важные детали и иной раз начинал импровизировать, что очень тревожило Громыко.

Чем дальше, тем меньше Брежнев был способен вести серьезные переговоры, вспоминал Виктор Суходрев. Поэтому установилась такая практика. Леонид Ильич зачитывал подготовленный текст, не очень интересуясь ответами иностранных партнеров. А сами переговоры передоверял Громыко:

– Ну, Андрей, включайся.

И тот вел диалог.

Брежнев переживал из-за того, что у него возникли проблемы с речью. После переговоров говорил Громыко:

– Андрей, по-моему, я сегодня плохо говорил…

Громыко был начеку и успокаивал генерального:

– Нет, нет, Леонид. Все нормально. Все нормально… Тут ни убавить, ни прибавить…

Посол Владимир Петрович Ступишин вспоминал, как в 1979 году в Москву приехал президент Франции Валери Жискар д’Эстен. Зная брежневские пристрастия, привез в подарок два автомобиля типа «джип». На переговорах Брежнев зачитывал все по бумаге и периодически осведомлялся у Громыко:

– Ну что, Андрей, хорошо я читаю?

– Хорошо, очень хорошо, Леонид Ильич.

Только однажды Брежнев вдруг поднял голову и неожиданно сказал французскому президенту:

Президент Франции Валери Жискар д’Эстен и генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И. Брежнев в Париже. 4 октября 1974

[ТАСС]

– Что мы с вами тут толчем воду в ступе? Говорим о разоружении. Так это одни слова, потому что не хотите вы никакого разоружения.

Валери Жискар д’Эстен оторопел, но быстро нашелся, и переговоры вернулись в прежнее, размеренное русло.

Брежнев все больше полагался на своего министра. Когда посол в ФРГ Фалин, разговаривая с Брежневым, что-то предлагал, тот неизменно спрашивал:

– А что думает Громыко?

Фалин говорил:

– Министр, разумеется, в курсе. Но министр не принимает к рассмотрению точек зрения, не совпадающих с его собственной.

Брежнев обыкновенно отвечал:

– Я с тобой согласен. Убеди Громыко и действуй.

Вообще-то Леонид Ильич ценил Фалина. А с дипломатами, которых привечал генеральный секретарь, Громыко приходилось непросто.

Фалин описал в воспоминаниях необычную сцену в кабинете Брежнева. Присутствовали Громыко и референт генерального секретаря Евгений Самотейкин. Фалин обратился к Брежневу:

– Не знаю, дошла ли до вас, Леонид Ильич, моя телеграмма по итогам беседы с канцлером на прошедшей неделе. Он приглашал меня к себе, чтобы, по сути, заявить протест…

– Какая телеграмма? От какого числа? – Брежнев повернулся к Громыко. – Андрей, почему мне не доложили?

Громыко, метнув в сторону Фалина сердитый взгляд, произнес:

– Леонид, я тебе излагал ее содержание по телефону.

Не обращая внимания на министра, Фалин пересказал свой разговор с канцлером ФРГ, который упрекал советскую дипломатию в неискренности. Громыко перебил своего посла:

– По-вашему, только западные немцы говорят правду…

Фалин обратился к генеральному секретарю:

– Леонид Ильич, разрешите мне закончить доклад, затем я буду готов ответить на вопросы, которые есть у Андрея Андреевича.

Это был прямой вызов, к такому Громыко не привык. Министр, по