Андрей Громыко. Дипломат номер один - Леонид Михайлович Млечин

В 1976 году на Олимпиаде в Инсбруке всегда осторожный Николай Николаевич Озеров, комментируя открытие игр, неожиданно решил давать странам, чьи команды проходили по стадиону, безобидные политические оценки.

Как только завершился репортаж, председатель Гостелерадио Сергей Георгиевич Лапин из Москвы потребовал от связистов напрямую соединить его с комментаторской кабиной.

Через пол-Европы пролетела легендарная лапинская фраза:

– Какого хрена, Озеров, вы берете на себя функции товарища Громыко?

Вечером с Наумом Александровичем Дымарским мы зашли к Николаю Николаевичу в гостиничный номер и увидели фантастическую картину: он пил в одиночестве. Из уже наполовину пустой бутылки «Столичной» наливал рюмку за рюмкой. Я хорошо знал, и Дымарский это подтвердил: Озеров никогда не прикасался к спиртному. Тяжелым, нокаутирующим ударом обладал председатель Гостелерадио СССР.

Приказ № 954 по Министерству иностранных дел СССР о назначении Л.И. Менделевича послом по особым поручениям МИД СССР. 3 ноября 1970

[АВП РФ]

Первый заместитель министра иностранных дел Г.М. Корниенко. 20 августа 1988

[ТАСС]

Министр оставался для дипломатов почти божеством, абсолютно недоступным. Можно было проработать всю жизнь в МИД и ни разу не увидеть Громыко. К нему допускались только самые высокие по рангу дипломаты.

Время приема у министра устанавливал его первый помощник Василий Георгиевич Макаров, известный своими грубыми манерами. Но министра он устраивал, поскольку, как хороший сторожевой пес, надежно ограждал от внешнего мира с его неприятностями и сюрпризами. В МИД злые языки утверждали, что есть один способ расположить к себе первого помощника – он был неравнодушен к материальным благам. Тогда дверь кабинета министра могла приоткрыться.

Громыко в мидовских делах являлся неограниченным самодержцем. Но некоторые послы, лично известные генеральному секретарю и потому уверенные в себе, пытались донести свое мнение до политбюро через голову министра. Посол имел право не только адресовать свою шифротелеграмму в Министерство иностранных дел, но и отправить ее «по большой разметке», то есть всему руководству страны. Шифровки от послов читали в первую очередь.

Громыко, ясное дело, не любил, когда послы обращались к Брежневу, минуя министра, даже прямо запрещал им это делать. Впрочем, могущественный Андрей Андреевич не всегда был властен над послами в крупных странах, позволявшими себе своевольничать. Некоторых послов и назначали без участия Громыко.

Сергей Георгиевич Лапин, который со временем возглавит ТАСС, а затем Гостелерадио, вспоминал, как его в 1965 году вызвали на заседание Президиума ЦК. Брежнев заговорил о том, что нужно найти посла в Китай, – как раз тогда отношения с Пекином стремительно ухудшались. Брежнев долго перечислял качества, необходимые послу, а потом вдруг сказал:

– Мы полагаем, что такими качествами обладает товарищ Лапин.

И тут же решение было принято.

В 1973 году бывшего министра сельского хозяйства Владимира Владимировича Мацкевича назначили послом в Чехословакию. 2 февраля на заседании политбюро, когда повестка дня исчерпалась, Брежнев неожиданно сказал:

– У меня был Мацкевич и подал заявление об освобождении от должности министра. Он просится направить его на работу за границу. Я дал согласие. Как вы, товарищи, думаете?

Никто из членов политбюро высказываться не стал. Что говорить, когда вопрос решен? Брежнев велел позвать Мацкевича и сказал, что его просьба удовлетворена. Мацкевич отправился на Смоленскую площадь. В 4-м европейском отделе зашел познакомиться с Борисом Иосифовичем Покладом, который отвечал за Чехословакию.

«Мацкевич, – вспоминал Борис Поклад, – рассказал о себе, где он работал, о своем хобби – охоте. С удовольствием и довольно долго перечислял награды, которые получил на этом поприще. Сказал, что совсем недавно защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата сельскохозяйственных наук. Причем на заседании ученого совета было высказано мнение, что представленная диссертация отвечает требованиям, предъявляемым к докторским диссертациям».

– Поэтому, – небрежно сказал Мацкевич, – с отъездом в Прагу я повременю. Сначала надо защитить докторскую диссертацию, а потом уже ехать.

Министр иностранных дел Чехословацкой Социалистической Республики Б. Хнеупек во время переговоров с первым заместителем председателя СМ СССР, министром иностранных дел СССР А.А. Громыко. 31 января 1985

[ТАСС]

Через некоторое время Мацкевич заглянул в министерство, уже будучи доктором наук. Новому послу рекомендовали советником-посланником дипломата, который ему, что называется, не глянулся. Но родственником дипломата был Петр Андреевич Абрасимов, которого Брежнев поставил во главе отдела ЦК по работе с загранкадрами и по выездам. Абрасимов, человек высокомерный и недалекий, обладал большим опытом и связями, посему чувствовал себя уверенно.

Борис Поклад сказал Мацкевичу, что в таком случае воп-рос можно считать решенным. Владимир Владимирович заметил, что это обстоятельство его не смущает, он зайдет к Громыко и все уладит. Так и случилось. Несколько дипломатов сменили место работы, чтобы Мацкевич избавился от работника, который ему не нравился.

Но и новый советник-посланник не пришелся ему по душе. С ним посол расстался иным способом. Поклада попросили позвонить самому Юрию Владимировичу Андропову. Председатель КГБ сказал: ему докладывают, и уже не в первый раз, что у советника-посланника сложились крайне плохие отношения с руководством компартии Чехословакии. Чехословацкие друзья очень жалуются на него.

– Ну, что будем делать? – спросил Андропов. И, как бы рассуждая и советуясь, заметил: – Мне кажется, надо снять напряжение. Дальше терпеть этого нельзя. Будем отзывать…

Борис Поклад обещал доложить заместителю министра, курирующему этот регион, но вопрос был уже решен.

Когда Мацкевичу исполнилось шестьдесят девять лет, его назначили послом в далекую Австралию. Обычная ротация дипломатических кадров. Причем кадровики Громыко полагали, что доставят Владимиру Владимировичу удовольствие: страна симпатичная и спокойная, работы значительно меньше, чем в Чехословакии. Не угадали. Мацкевич сказал Покладу, что жена больна и ехать в Австралию не может, да и вообще он намерен в семьдесят лет выйти на пенсию.

– Но ведь, наверное, уже есть решение политбюро ЦК о вашем назначении! – воскликнул дисциплинированный Поклад. – Теперь уже ничего не поделаешь.

– Решение-то есть, но его можно изменить, – спокойно заметил Мацкевич. – Надо самому определиться.

Он соединился по вертушке с Константином Устиновичем Черненко, членом политбюро и секретарем ЦК КПСС, и, говоря с ним на «ты», попросился на прием. Тот сразу же ответил: «Приезжай». Вернувшись из ЦК, Владимир Владимирович с радостью сообщил, что вопрос решен: в Австралию он не поедет, поработает еще год в Праге и спокойно уйдет на пенсию.

Такого в хозяйстве Громыко не видывали. Для карьерных дипломатов решение политбюро было законом. Выяснилось, что ради близкого к Леониду Ильичу человека и закон можно изменить…

Разные пути вели к посольскому креслу.

Кандидат в члены политбюро и первый секретарь ЦК компартии Узбекистана Шараф Рашидович Рашидов решил расстаться с одним из своих подчиненных – секретарем республиканского ЦК Рафиком Нишановым. Будучи в Москве, Рашидов заглянул к секретарю ЦК КПСС по кадрам Ивану Васильевичу