Якоб Бёме - Герхард Вер
Таким образом, житель Гёрлица перешагнул порог сознания. Практика инициации знает такого рода «пороговые переживания». Например, Апулей из Дадауры (вторая половина II века) сообщает о своем переживании посвящения: «Я достиг границы жизни и смерти. Я вступил на порог Прозерпины и, после того как прошел через все стихии, вернулся обратно. В момент глубочайшей полуночи я увидел солнце в его ярчайшем свете»[62]. Это видение «солнца в полночь» довелось пережить и Бёме[63]. «Я могу рассказать вам о том, что за свет открывается тому, кто узрит центр природы. Но никакое собственное разумение не позволит достичь этого»[64]. Мы уже цитировали отрывок из «Утренней зари», в котором Бёме описывает прозрение. Продолжим: «В этом свете мой дух тотчас стал проницать все, — переживание прозрачности подтверждается собственными словами Бёме, — и во всех тварях, а также в травах и растениях познал Бога, каков Он и кто Он и в чем воля Его. В этом свете возросло и окрепло мое желание описать сущность Бога»[65]. Отсюда мы узнаем нечто существенное как о мотивах его писательства, так и об избранной тематике.
В «Утренней заре», а также в более поздних работах Бёме дает понять, что вполне трезво оценивает свое видение: «Ты не должен думать, что я восходил на небо и описанное видел своими плотскими глазами. О нет! Послушай меня, полумертвый ангел, я таков же, как и ты, и я не более светел, чем ты. К тому же. грешный и смертный человек, я должен каждую минуту биться с дьяволом». Жизнь просветленного свершается в обыденном мире. «Частично наша жизнь — это постоянная борьба с дьяволом». Поэтому не может быть и речи о некритической оценке собственных переживаний. «Однако когда он побежден, небесные врата моего духа отверзаются. Тогда дух видит божественные и небесные существа; не в теле, а в колодцах сердца сверкает молния, освещающая чувственность мозга, в котором созерцает дух»[66].
Бёме многократно подчеркивает, что он не прилагал труда для достижения этого познания. «Как говорит ветхозаветный пророк Иеремия: «Но Бог, Который создал мир, для меня слишком силен. Я — творение рук Его. Он может поставить меня туда, куда Он хочет»[67]. В конце одной незавершенной книги Бёме пишет: «Я отнюдь не пришел к этому мнению и в это познание посредством своего разумения или посредством собственной воли. Равным образом я не добивался этого знания, да и не знал о нем ничего». Но здесь же намекает на непрерывную борьбу с меланхолией и дьяволом: «Я искал сердце Бога только с тем, чтобы скрыться в нем от непогоды дьявола»[68]. «В пределах своих собственных сил я такой же слепой человек, как и всякий другой, и не могу ничего. Но в Духе Божьем мой укорененный там дух видит все, но не при любых обстоятельствах, а лишь тогда, когда Дух любви Божьей проходит сквозь дух мой, лишь тогда рожденное животным (душевным) и Божество становятся одним существом, одной мыслью и одним светом»[69].
То, что Бёме сообщает о своем духовном опыте в «Утренней заре», подтверждается и в его позднейших свидетельствах. Но следует отличать большое переживание просветления в 1600 году от более поздних событий, которые, впрочем, «никогда не были устойчивыми». В первом апологетическом послании 1621 года «Против Бальтазара Тильке» читаем: «Дух прошел насквозь как молния, и это было так, как будто в основании вечности прошел проливной ливень, и что он накрыл, то накрыл. Так было и со мной»[70]. Но, с другой стороны, Бёме видит свое переживание и как духовное упражнение, посредством которого он получает возможность подыматься «от одной ступени к другой» словно бы по лестнице Иакова. «Мне была показана лестница Иакова, по которой я поднялся до неба»[71]. И еще одно свидетельство из «Теософских посланий», в которых содержатся важные автобиографические ключи. Бёме сообщает сборщику налогов Каспару Линднеру из Бойтена в письме от января 1621 года, что именно произошло с ним в 1600 году: «Я никогда не помышлял о том, чтобы что-либо узнать о божественной тайне, я еще менее того понимал, как это можно искать или найти, так что и не знал ничего об этом, как ничего не знают об этом и любители из мирян в своем неведении. Я искал лишь сердца Иисуса Христа с тем, чтобы укрыться в нем от нападок дьявола, и настойчиво просил Бога о его Святом Духе и милости… В моем усердном поиске я претерпевал жестокие нападения, но скорее готов был расстаться с жизнью, чем отказаться от него. И были мне раскрыты врата, так что я в течение четверти часа увидел и узнал больше, чем если бы провел многие годы в высшей школе, я был поражен и недоумевал, что со мной произошло, но в сердце своем хвалил Бога. Ибо я увидел и узнал сущность всех существ, основание всякой бездны: то есть рождение Святой Троицы, происхождение и изначальное состояние мира»[72].
По отношению к насмешникам и придирчивым критикам Бёме с самого начала занял следующую позицию: «Я вижу, что против меня выступил умнейший из дьяволов. Он будет возбуждать и склонять людей к издевательству надо мной. И они станут говорить, что я хочу силами собственного безумия выдумать Божество. Да, дорогой насмешник, ты, возможно, послушный сын дьявола. Тебе нетрудно издеваться над детьми Божьими»[73].
Дьявол. Фрагмент гравюры Дюрера «Рыцарь. Смерть и Дьявол». 1513
Немного смутил Бёме призыв: «Сапожник, занимайся своим собственным делом!» Автор «Утренней зари» пишет в связи с этим: «Я также предвижу, что чада плоти будут поносить меня и говорить, что я должен жить своим ремеслом и не заботиться о таинственных вещах, и лучше для меня прилежно трудиться, кормить себя и свою семью, а философию предоставить призванным и обученным философии. И с этой стороны дьявол часто атакует меня»[74]. Однако если бы он и решил опустить руки, ему пришлось бы признать, что для него «это предприятие… слишком тяжело», — тогда врата познания снова бы закрылись.
Несмотря на нужду в подобного рода самовнушениях, он рискует бросить вызов «ученым и высокоиспытанным мастерам звездного искусства», то есть естествоиспытателям своего времени,