Адмирал Колчак. Драма Верховного правителя - Владимир Геннадьевич Хандорин

Глава 2

На перепутье

Февраль 1917 года и Колчак

Русская революция была порождена системным кризисом традиционных основ монархической государственности. Его истоки крылись в глубоких социальных сдвигах, вызванных освободительными реформами 1860-х годов, проведенными императором Александром II, и прежде всего отменой крепостного права и созданием демократической судебной системы, – реформами, вызванными к жизни, в свою очередь, объективно назревшими потребностями развития страны. За последующие полвека произошли кардинальные изменения структуры общества. Монархическая государственность, своим происхождением и традициями генетически связанная с дворянством, оказалась не вполне готова к этому.

В начале ХХ века экономика России переживала подъем и постепенно «догоняла» передовые страны Запада. Но глубокие социальные изменения: размывание сословий, упадок дворянства и нарастание экономической мощи предпринимательского класса (буржуазии) – требовали соответствующих изменений в политической и правовой системе. Поскольку эти изменения запаздывали, в этих сферах накапливались противоречия. В сложном комплексе социальных проблем главными были острый земельный вопрос и пережитки сословного строя. Эти вопросы были подняты первой русской революцией 1905 года, которую монархия сумела пережить благодаря реформам С.Ю. Витте и П.А. Столыпина. Самодержавный строй был умеренно ограничен парламентскими учреждениями и гражданскими свободами, сделан поворот к формированию массовой опоры монархии в лице крестьян-собственников, проведены серьезные реформы в рабочем вопросе, предприняты меры по повышению грамотности населения.

Но и эти реформы, в конечном счете, были половинчатыми, как и освободительные реформы Александра II. Проблемы не были до конца решены. Большинство крестьян продолжали страдать от малоземелья вследствие бурного демографического роста. Попытки П.А. Столыпина решить этот больной вопрос, не затрагивая помещичьего землевладения, не дали ожидаемого эффекта, да и программа переселения малоземельных крестьян в Сибирь была рассчитана на 20 лет. Росли и политические амбиции окрепшей буржуазии и либеральной интеллигенции. Старая государственная система все хуже справлялась с новыми задачами. А упадок религиозности, неизбежный при кризисе традиционного общества, лишал монархию сакрального ореола в глазах народа.

Кроме того, сам по себе вынужденный характер реформ, порожденных революционными событиями 1905 года (по сравнению с теми же реформами 1860-х годов, которые выглядели добровольным почином власти), не мог восстановить пошатнувшийся престиж монархии. Вскоре после гибели П.А. Столыпина, последнего крупного реформатора и сильного государственного деятеля в истории дореволюционной России, в канун мировой войны усилилась борьба придворных кланов и связанное с этим влияние Григория Распутина, под которое подпала и императрица Александра Федоровна. Упадок авторитета власти явился одной из немаловажных предпосылок революции 1917 года, накануне которой император Николай II оказался в политической изоляции.

«Последней каплей» стала Первая мировая война, к которой Россия с ее внутренними проблемами была морально не готова. Небывало затяжная и кровавая война принесла народу миллионные жертвы, ухудшение жизни в тылу, подчинила себе всю экономику, чего не бывало в войнах прошлых времен. При этом специфически «позиционный» характер нудной окопной войны без особых побед и поражений раздражал, а ее цели оставались непонятными малограмотным массам русского народа. В отличие от Германии и Франции, в России не было такой патриотически-пропагандистской обработки населения в духе подготовки к войне. Цели и смысл войны были понятны образованным людям, следившим за политикой и читавшим газеты. Что же касается полуграмотных народных масс, то тут впору вспомнить слова генерала А.А. Брусилова: «Сколько раз спрашивал я в окопах, из-за чего мы воюем, и всегда неизбежно получал ответ, что какой-то там эрц-герц-перц с женой были кем-то убиты, а потому австрияки хотели обидеть сербов. Но кто же такие сербы – не знал почти никто, что такое славяне – было также темно, а почему немцы из-за Сербии вздумали воевать – было совершенно неизвестно. Выходило, что людей вели на убой неизвестно из-за чего, то есть по капризу царя»[50]. В народе нарастало глухое недовольство, брожение, чему способствовала активная пораженческая пропаганда в тылу немецкой агентуры и партии большевиков.

В такой сложной обстановке усилившаяся чехарда министров лишний раз демонстрировала слабость власти, а делиться этой властью с буржуазно-либеральной оппозицией в лице Государственной думы император не желал. При внешнем спокойствии на фронте и в тылу, все сколько-нибудь опытные политики по ряду признаков предчувствовали приближение грозы. Правительство и двор демонстрировали непонимание всей серьезности ситуации.

Развязка наступила в феврале – марте 1917 года. Стихийно начавшиеся в 20-х числах февраля выступления рабочих в Петрограде за несколько дней переросли в вооруженные столкновения с полицией и революцию. На сторону восставших перешли войска Петроградского гарнизона, состоявшие из тыловых солдат, не желавших отправки на фронт (лучшие гвардейские части, охранявшие столицу в мирное время, находились как раз на фронте). 27 февраля правительство пало, а 2 марта находившийся на пути из Ставки в столицу Николай II под давлением высшего генералитета и Государственной думы отрекся от престола в пользу брата Михаила, который, в свою очередь, под влиянием той же Думы на следующий день отказался от принятия престола до созыва Учредительного собрания – будущего демократического парламента. Тысячелетняя монархия и трехсотлетняя династия Романовых рухнули в одночасье.

Лидеры Государственной думы сформировали Временное правительство, к которому и перешла власть и состав которого утвердил Николай II одновременно с актом отречения. Это придало свершившемуся перевороту видимость законности, и в таком виде его вынуждены были признать армия и страна. Даже искренние монархисты оказались в растерянности, и не случайно во всей русской армии лишь два генерала (граф Ф.А. Келлер и хан Г. Нахичеванский) заявили о непризнании отречения и выразили в телеграммах уже отрекшемуся императору готовность «подавить мятеж» (оба после этого были уволены из армии). Именно поэтому Февральский переворот был признан быстро и легко по всей стране, в отличие от последующего Октябрьского. В этом принципиальная разница между ними: Временное правительство, назначенное Николаем II, и Учредительное собрание, на волю которого положился великий князь Михаил Александрович в своем манифесте об отказе от престола, были формально легитимны, тогда как советскому правительству, созданному после Октябрьского переворота, никто власть не передавал, а утвердивший его создание II Всероссийский съезд Советов не был легитимным органом власти, в отличие от Учредительного собрания, которое не признало диктатуры большевиков и поэтому было ими разогнано.

Для военачальников, проникнутых великодержавным патриотизмом, главным оставалось доведение до победного конца войны. Опасение внутренней смуты во время войны явилось для них основным стимулом к признанию нового правительства.

Но с революцией ситуация в тылу и на фронте в корне изменилась к худшему. Отсутствие демократических традиций, политической культуры широких масс малограмотного населения (для примера: попробуйте дать свободу 5-летним детям), внезапный резкий переход от умеренно авторитарного монархического строя к опьяняющей безбрежной свободе привели к стремительному развалу государственности. В детстве я был удивлен, услышав от деда, что начало революции больше всего запомнилось ему, в то время мальчишке… грязью