Адмирал Колчак. Драма Верховного правителя - Владимир Геннадьевич Хандорин

Между тем, Колчак был единственным из представителей высшего военного командования, кто в критические февральско-мартовские дни 1917 года не стал обращаться к императору с просьбой об отречении. Такую просьбу, по инициативе начальника штаба Верховного главнокомандующего генерала от инфантерии М.В. Алексеева, высказали тогда – устно либо телеграфно – сам Алексеев, главнокомандующие всеми пятью фронтами действующей русской армии: генерал от инфантерии Н.В. Рузский (Северный фронт), генерал от инфантерии А.Е. Эверт (Западный фронт), генерал от кавалерии А.А. Брусилов (Юго-Западный фронт), генерал от инфантерии В.В. Сахаров (Румынский фронт) и генерал от кавалерии великий князь Николай Николаевич (Кавказский фронт), и по собственной инициативе – командующий Балтийским флотом вице-адмирал А.И. Непенин. Все, кроме одного: не послал телеграммы командующий Черноморским флотом вице-адмирал А.В. Колчак.

О событиях в Петрограде (захвате города революционерами и аресте царского правительства) он узнал 28 февраля, находясь в Батуме на совещании с главнокомандующим Кавказским фронтом великим князем Николаем Николаевичем, из телеграммы морского министра[52]. Вернувшись в Севастополь, он получил подтверждения по телеграфу от председателя Государственной думы и из Ставки Верховного главнокомандующего, после чего обратился к Черноморскому флоту и гарнизону Севастополя с приказом № 771, в котором писал: «Приказываю всем чинам Черноморского флота и вверенных мне сухопутных войск продолжать твердо и непоколебимо выполнять свой долг перед Государем Императором и Родиной»[53]. Как-то необычно для «заговорщика», не правда ли?

Даже 2 марта, после извещения генерала М.В. Алексеева о телеграфном опросе главнокомандующих фронтами и выражении их мнения за отречение императора, Колчак, в отличие от своего друга и коллеги – командующего Балтийским флотом вице-адмирала А.И. Непенина, решившегося послать такую же телеграмму от своего имени, ничего предпринимать не стал, заняв выжидательную позицию[54]. Лишь после получения официальных известий об отречении Николая II (а затем и его брата, великого князя Михаила Александровича) и передаче власти Временному правительству Колчак вместе с флотом присягнул этому правительству. Характерно, что в приветственной телеграмме правительству он ни слова не говорил о революции, как тогда стало модно, а лишь официально приветствовал новое правительство, выражая надежду, что оно доведет войну до победного конца[55].

Показательно, что современный исследователь истории отречения и судьбы царской семьи П.В. Мультатули в конце концов признал, что о какой-либо причастности Колчака к планированию переворота и участии в нем никаких документов нет[56].

Таким образом, «версия» об участии Колчака в заговоре и свержении царя рассыпается в прах. При этом, повторимся, двойное отречение Николая II и Михаила Александровича (первого – в пользу второго, а второго – до грядущего созыва Учредительного собрания) поставило в тупик даже искренних монархистов, ибо кого они в таком случае должны были защищать? В этой ситуации Временное правительство оставалось формально единственной законной властью, поскольку его состав утвердил одновременно с отречением Николай II (еще предполагая, что оно будет действовать при его брате в качестве императора). Поэтому правительству присягнула вся армия и вся страна, а не один Колчак.

Приказ командующего Черноморским флотом вице-адмирала А.В. Колчака о соблюдении спокойствия на флоте в связи с революционными событиями в Петрограде

2 марта 1917

[РГАВМФ. Ф. Р-342. Оп. 1. Д. 3. Л. 311]

Другой вопрос, каких политических взглядов придерживался будущий Верховный правитель? Был ли он монархистом, «либералом-февралистом» или кем-то еще? В своих показаниях следственной комиссии на допросе в Иркутске он вполне откровенно сказал, что до революции никакой политической деятельностью не занимался, как огромное большинство русских офицеров, воспитывавшихся на принципе «Армия вне политики», а монархию воспринимал как данность. Хотя и отмечал при этом свое отрицательное отношение к Распутину и к тому составу правительства, который существовал накануне революции, считая его неспособным довести войну до победы, и положительное отношение к Государственной думе, много способствовавшей, по его мнению, возрождению боевой мощи России после русско-японской войны, и лидеров которой он считал искренними патриотами[57].

Телеграмма командующего Черноморским флотом вице-адмирала А.В. Колчака начальнику Морского штаба Верховного главнокомандующего адмиралу А.И. Русину с запросом о переменах в системе управления государством

3 марта 1917

[РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 1754. Л. 127]

Отчасти эти показания подтверждаются его письмами и воспоминаниями жены. При этом жена Колчака Софья Федоровна отмечала: «Александр Васильевич любил Государя»[58]. Вместе с тем, он иногда позволял себе критику правительства. Так, в письме жене от 25 сентября 1915 года он писал: «Министры у нас неважные, Дума и Совет также не вызывают восторга, внутренняя жизнь страны расстроена, и правительство бессильно наладить эту жизнь как следует – достаточно посмотреть на петроградские безобразия – экая мерзость»[59].

На допросе он отмечал, что «после свершившегося переворота стал на точку зрения, на которой я стоял всегда, – что я, в конце концов, служил не той или иной форме правительства, а служу Родине своей, которую ставлю выше всего»[60].

Разумеется, до революции Колчак, как и всякий военный человек, не имел никакого политического опыта. Дилетантизм в этой области ему так и не удалось до конца изжить. Уже незадолго до смерти, на допросе, он обнаружил перед следователями удивительную для человека его масштаба наивность в некоторых вопросах. Так, главной причиной первой русской революции 1905 года он искренне считал негодование народа по поводу проигранной войны с Японией, очевидно смешивая причину с поводом[61]. Точно так же и главную причину революции 1917 года он видел в неумении власти довести до победного конца войну. При этом он усматривал «корень зла» не в косности и отсталости политической системы, а в отдельных лицах. Политические проблемы он рассматривал преимущественно с профессиональной точки зрения военного человека. Подобные высказывания послужили впоследствии созданию расхожего образа Колчака как абсолютного романтика и идеалиста – образа, ставшего особенно популярным сегодня, после развенчания прежнего мрачного образа кровавого антинародного диктатора. Но реальный Колчак был значительно сложнее этих одномерных образов. Дальше мы увидим, что при всем своем дилетантизме в политических вопросах тесное знакомство с ними в 1917–1919 годах в сочетании с выдающимся интеллектом помогли ему не только выработать политическую позицию, но и научиться лавировать – качество, необходимое для любого политика.

Борьба с анархией

4 марта 1917 года в Севастополе произошел большой митинг. Колчак выступил на нем, говорил о необходимости сохранения дисциплины и доведения войны до победного конца. Успех выступления был полный, его сопровождали овации. Тут же был избран «Центральный военный исполнительный комитет», позднее влившийся в состав «Румчерода» – Объединенного совета депутатов Румынского фронта, Черноморского флота и Одесского военного округа. Черноморский комитет возглавил меньшевик, участник восстания