Допинг. Запрещенные страницы - Григорий Михайлович Родченков

года. Оказалось, что Хайо снимал фильм не про Сочи, он работал над документальным фильмом о применении допинга и сокрытии результатов анализа в российской лёгкой атлетике, основанным на интервью и скрытых съемках Юлии и Виталия Степановых. Посмотрите обязательно этот фильм, он многое изменил в лёгкой атлетике, а заодно и в моей жизни.

14.3 Проблемы тяжелоатлетов. — Олимпийский день в Лозанне

Пообедали с Никитой, он продолжал злиться после нагоняя от Юрия Нагорных, заместителя министра; сам министр за пробу Поветкина задал трёпку профессору Хабриеву. Мне тоже немного досталось: пришлось пообещать, что я буду сообщать результаты анализов всех проб, а не только тех, что были отобраны РУСАДА в рамках государственного контракта с министерством спорта. Никите я объяснил, что теперь контроль за положительными результатами стал тотальным, и без „карантинной“ отмашки Нагорных ни одна положительная проба в АДАМС не упадёт. Второй такой прокол с Поветкиным нам не простят. Никита был удручён, но мне было всё равно, бокс меня не волновал.

Никита Камаев рассказал про новые проблемы с тяжелоатлетами. Международная федерация (IWF) проводила чемпионаты мира в ноябре, поэтому летние пробы с тренировочных сборов и чемпионата России в Грозном РУСАДА направит нам, в Антидопинговый центр в Москве. Но осенью, когда объявят состав сборной на чемпионат мира, РУСАДА проведёт внесоревновательный контроль и отправит пробы российских сборников в Кёльн! Это было коварным и сильным ходом со стороны Тамаша Аяна, президента IWF. Что он задумал, было не ясно, но у него не сложились отношения с Сергеем Сырцовым, президентом ФТАР. Летом мы сами разберёмся и подменим пробы при отборе, в Грозном всё будет чисто, но где взять чистую мочу для отправки в Кёльн? Все штангисты давно сидят на приёме анаболиков, их чистая моча оказалась не такой чистой, как мы ожидали, и в Кёльне непременно постараются чего-нибудь обнаружить, кёльнские проверки постоянно оборачивались скандалами и штрафами.

Меня это так сильно насторожило, что я даже потерял аппетит. Обычно мы с Никитой обсуждали подобные вопросы вне стен лаборатории, где Блохин повсюду навтыкал свои прослушки, — выезжали поболтать и пообедать в „Темпл Бар“ на Ладожской улице, рядом с метро „Бауманская“. Тяжёлая атлетика — это тикающая бомба под всеми нами; одно хорошо — что они перестали обсуждать открытым текстом на всяких форумах свои проблемы и способы их решения за свой и за наш счёт. Но цивилизованного решения я не видел: с одной стороны — где взять чистую мочу, если они годами сидели на стероидах; а с другой — какой стероидный профиль канонизировать, считать исходным, природным для каждого из них, если свою эндокринную систему они давно погубили? Привозят якобы чистую мочу в пластике, а там повсюду хвосты анаболических стероидов, а ещё остарин и кломифен — и кто только в сборной кормит ребят этой дрянью, могли бы хоть посоветоваться. Беспредел, просто обнаглели. Никита тоже жаловался — его новых офицеров допингового контроля заставляют при отборе проб подменять мочу, хороших ребят пытаются коррумпировать и портить. А старая гвардия, готовая на всё, с начала лета ушла в продолжительные отпуска: за работу в Сочи и переработки они набрали много отгулов.

Я сказал Никите, что не знаю, что делать и как нам бороться, всё идёт от Мутко и Нагорных, штангисты каждый раз убеждают их, что без этого они не могут. Пока Виталий Мутко был министром спорта, тяжелоатлеты не выиграли ни одной золотой медали, но перед Олимпийскими играми в Пекине и Лондоне всякий раз обещали завоевать три или четыре золотых медали. Министр Мутко при всей своей административной проницательности и при всём своем опыте работы с людьми наивно верил вранью и обещаниям спортсменов и тренеров, искренне им сочувствовал и умилялся до слёз, слушая их рассказы. Он был очень уязвим с этой стороны: вот они снова зашли к нему, напели про свою тяжёлую жизнь, нажаловались на зверства допингового контроля и отсутствие поддержки и помощи, и снова Виталий Леонтьевич поддался на уговоры и повелел Нагорных разобраться, как помочь бедным тяжелоатлетам. Никита Камаев сказал, что запретил в отсутствие самого штангиста разливать из пластиковых бутылок и запечатывать в „берегкиты“ его проверенную мочу — именно так будет проходить кёльнский внесоревновательный контроль, — и просил меня поддержать его борьбу. Конечно, я пообещал, и даже искренне, но было очевидно, что позиции у нас плохие.

Напряжение нарастало, и на 11 июня Нагорных назначил совещание, пора было обсудить, что нам делать с этой штангой. Я настаивал, что РУСАДА должно обеспечить полную замену проб мочи во время летнего чемпионата в Грозном. Грязные пробы тяжелоатлетов не должны поступать в лабораторию, у нас нет чистой мочи на замену соревновательных проб. Никита был наотрез против сплошной подмены проб при отборе, разозлился — и на совещание не пришёл. А в августе послал в Грозный крепких ребят, которые не поддались на уговоры и посулы — и собрали такую мочу, какая текла ровно в те дни. Именно из-за этих злополучных грозненских проб я вынужден был в декабре уничтожить вообще все 1417 августовских проб, за что Дик Паунд и Крейг Риди потребовали выгнать меня с должности директора Антидопингового центра.

Оставалась ещё одна нерешаемая задача: где осенью взять чистую мочу для отправки в Кёльн накануне ноябрьского чемпионата мира в Алматы? Зная, что придут пробы российских тяжелоатлетов, кёльнская лаборатория постарается продемонстрировать все свои возможности и достижения. Нужна очень чистая моча тяжелоатлетов, как бы смешно это ни звучало. Пробы штангистов шли потоком, мы выбирали чистые образцы и контролировали стероидные профили, чтобы не было расхождений. Некоторые отклонения удавалось сгладить, смешав две чистые пробы одного и того же спортсмена. Алексей Великодный вёл учёт и контроль, мы передали ему данные по стероидным профилям за последние три года. Никита окончательно перешёл в оппозицию, называл Мутко и Нагорных подонками, ругался с Натальей Желановой — она постоянно совала нос в дела РУСАДА и создала там сеть своих информаторов. При этом она умело манипулировала слухами, догадками и всякими „мнениями“, ссылалась на ежедневные эсэмэски из ВАДА, от сэра Крейга Риди и Оливье Ниггли, дезинформируя и планомерно заплетая мозги Нагорных и Мутко. Поразительно, но в течение двух лет Риди и Ниггли состояли чуть ли не в ежесуточной, а иногда и в ежечасной телефонной текстовой переписке с Желановой! Что они могли от неё узнать, что их вообще могло связывать? Она же сама ничего толком не знала и писала с кучей ошибок