Допинг. Запрещенные страницы - Григорий Михайлович Родченков
Действительно, утром 17 декабря 2014 года Оливье Рабин, его заместитель Осквель Барросо и непременная и незаменимая Виктория Иванова уже были у нас. Следом приехала машина с огромным количеством пластиковых ящиков для упаковывания проб мочи, привезли специальный клей и ленту для опечатывания. Вадовцы объявили, что все пробы на территории Антидопингового центра считаются арестованными, выбрасывать ничего нельзя. Оливье затребовал документацию о хранении и уничтожении проб за текущий год и пришёл просто в ярость, когда узнал, что в субботу 1417 проб были уничтожены! Но я показал ему его же письмо, где было сказано, что пробы должны храниться с 10 сентября, вот они у нас и хранятся за последние три месяца, почти четыре тысячи. Глядя мне в глаза, точнее, в мой один-единственный глаз, Оливье Рабин спросил, неужели я не понимаю, что письмо подразумевало хранение всех проб, и я ответил, что да, прекрасно понимаю. Но у меня не было выбора, и я поступил так, как считал нужным. Потом он спросил про семь проб профессиональных боксёров, но эти пробы забрало РУСАДА, вот письмо и акт о передаче.
На следующий день с утра мы с Оливье перечитали его замысловатое письмо от 10 декабря, действительно содержавшее взаимоисключающие требования. Рабин заахал и запричитал, ну почему я уничтожил пробы в субботу, ведь я же знал, что приезжают эксперты из ВАДА. Я прямо ответил Рабину, что за последние три года невероятно устал от приездов вадовских деятелей — ничего, кроме нервотрёпки, ваши приезды не приносили, поэтому я заранее сузил вам ареал охоты, чтобы обезопаситься от всего, в чём вы меня заподозрили и чего я пока не знаю. Это мой инстинктивный способ защиты, иногда он может превалировать. Далее, Антидопинговый центр расположен в Центральном административном округе, въезд мусорных грузовиков в рабочие дни здесь ограничен, поэтому машина была заранее заказана на субботу, задолго до вашего письма. Дальше наступают праздники, у нас празднуют оба Рождества и оба Новых года, каникулы без конца, так что откладывать на месяц вывоз проб на свалку я не мог.
Однако Оливье никак не мог смириться с уничтожением 1417 проб и был готов на любом транспорте и за любые деньги ехать на мусорный полигон и лично искать там эти пробы. Я объяснил ему, что это опасное для жизни место, туда никого не пускают и что эти пробы давно погребены под тоннами другого мусора и несколько раз утрамбованы бульдозером. Оливье мрачно записывал наши разговоры, он вёл хронологию происходящего.
Тем временем Осквель, Виктория и мои сотрудники безостановочно упаковывали пробы — и все перемазались в клее. Составили опись, в итоге за два дня уложили 26 тяжёлых ящиков, каждый ящик вмещал 224 флакона, то есть 112 проб, итого было упаковано 2912 проб, парные флаконы А и Б. Продолжая подозревать лозаннскую лабораторию в сговоре со мной, Оливье Рабин договорился об отправке проб в Кёльн, но когда в Кёльне узнали, сколько прибудет проб, то отказались, у них нет места хранить столько ящиков. Пришлось снова направить пробы в Лозанну. И ещё семь запечатанных ящиков с арестованными пробами остались в Москве, пока полежат у нас. Вроде всё, закончили… Редкий случай, когда я с нетерпением ждал Наталью Желанову — она забрала доктора Рабина на ужин с Юрием Нагорных. Но Осквель и Виктория работали допоздна.
После отъезда экспертов ВАДА мы всю неделю занимались оформлением документов для отправки груза. В Москве у TNT не было свободной рефрижераторной машины для погрузки всех ящиков, и только 26 декабря прибыла литовская машина с белорусским шофёром, мы погрузили всю мочу, опечатали, я сделал фотографии и отправил их Оливье Рабину и Марселю Сожи.
С Новым годом, друзья мои!
Отставка и отъезд из России. 2015
15.1 „Полосатая“ дисквалификация. — Мой доклад в ФСБ. — Орден и медаль
Накануне Нового года мы собрались у Юрия Нагорных. В 2015 году нам предстояло провести допинговый контроль на Европейских летних играх в Баку в июне и на чемпионате мира FINA по плаванию в Казани в июле и августе. Итоги 2014 года были неутешительными: расходы на содержание лабораторий в Москве и Сочи, постоянные командировки персонала, налоги на имущество и амортизация нового оборудования и здания подвели ФГУП „Антидопинговый центр“ к банкротству. И в довершение всех бед — рубль обесценился в два раза! Закупаемые реактивы и растворители подорожали вдвое.
Наступил 2015 год, он тоже стал непростым. Сразу после новогодних праздников я полетел в Лозанну, чтобы встретиться с Клодом Романи, моим адвокатом и спасителем в Йоханнесбурге в ноябре 2013 года. Я рассказал ему про то, что ВАДА начало расследование и снова взялось за Антидопинговый центр, участились инспекции. Мы договорились, что если ситуация будет ухудшаться и появится угроза приостановки или отзыва аккредитации, то мы возобновим наше сотрудничество и пойдём в арбитражный суд.
Затем я полетел в Баку — мы вместе с мюнхенской фирмой PWC выиграли тендер на проведение допингового контроля во время Европейских игр, проводимых в Азербайджане, но контракт пока не подписали. Проблема была в том, что организационный комитет Игр возглавляли англичане, они планировали задействовать лондонскую лабораторию. Однако наша встреча с главным ЧМО — как мы сокращенно и не совсем прилично называли между собой CMO, Chief Medical Officer, то есть Джеймса Маклауда, отвечавшего за медицину и допинговый контроль, — прошла в хорошей атмосфере и вселила оптимизм. Затем нас тепло принял министр спорта Республики Азербайджан Азат Рагимов — он закурил сигару и пообещал поддержку. Помолчал, докурил — и велел подготовить контракт на двух языках. Нельзя было терять такой проект и пускать на нашу территорию англичан — иногда мы делали пробы из Баку, пусть их было немного, однако наше сотрудничество длилось много лет.
Наконец РУСАДА объявило о дисквалификации пяти ведущих саранских ходоков, учеников Виктора Чёгина. Это были олимпийские чемпионы: Сергей Кирдяпкин, Валерий Борчин и Ольга Каниськина — и два чемпиона мира: Владимир Канайкин и Сергей Бакулин. К ним также добавили Юлию Зарипову, олимпийскую чемпионку Лондона в стипль-чезе. Но
