Допинг. Запрещенные страницы - Григорий Михайлович Родченков
Параллельно ВАДА продолжало расследование по мотивам скандального фильма Хайо Зеппельта про Юлию Степанову; этим занималась независимая комиссия под руководством Ричарда Паунда, в неё входили Гюнтер Янгер и профессор Ричард Макларен. Комиссия должна была на целую неделю приехать в Москву, чтобы допросить легкоатлетов, тренеров и спортсменов, а также представителей РУСАДА, Антидопингового центра и министерства спорта. Список спортсменов и тренеров был выслан заранее, комиссия предупредила, чтобы все были доступны, а не рассеивались по сборам и соревнованиям. Мы гадали, чего ждать от этой комиссии, и 26 июня собрались у Нагорных обсудить, как быть с „канадской бандой“, как он называл Ричарда Паунда и Ричарда Макларена. Но оказалось, что как раз они не приедут, а работать с нами будут следователи и переводчики.
Весь день 29 июня комиссия провела в РУСАДА, я нервничал и звонил Никите, пытаясь узнать, что они там разнюхивают, но так ничего и не выяснил. На следующий день с утра комиссия побывала у Нагорных и затем пришла ко мне; пять человек допрашивали мой персонал, а мной занялся Гюнтер Янгер. Он проверил несколько комнат в Антидопинговом центре и сказал, что тут везде жучки и прослушки и нам лучше поехать в какой-нибудь ресторан. И мы на три часа засели на веранде в „Лунном дворике“. Некоторые вопросы показались мне странными, причём, по замыслу Гюнтера, самый первый вопрос должен был меня потрясти: сколько у вас золотых кредитных карточек в банке ВТБ? Но я в этом банке ни разу не был, даже не знал, где у него вход, и ни одной его карточки у меня тоже не было. У меня есть две карточки Ситибанка, золотая кредитка и зарплатная дебетовка с солидным овердрафтом — мы все, я и мои сотрудники, много лет обсуживаемся в этом банке. И других карточек у меня нет. Единственное, что меня тогда напрягло, — это вопрос о Евгении Блохине. Они откуда-то узнали, что он приходил в Антидопинговый центр и в РУСАДА. День выдался длинный, но комиссия наконец удалилась, и я пошёл отрапортоваться в Минспорта, к Юрию Нагорных. Завтра комиссия будет работать у него, но по-прежнему было непонятно, чего они хотят.
Весь следующий день комиссия добросовестно отсидела в министерстве, и уже часов в семь вечера мне позвонил Гюнтер Янгер — его как раз Желанова поила чаем на прощание — и спросил, может ли он прийти ко мне поговорить. Давай, приходи! Пришёл, поговорили ни о чём, выпили кофе, посидели; я попросил Тимофея Соболевского показать наши приборы. Потом вышли на улицу, вроде от здания и прослушек немного отошли, может, Гюнтер хотел сказать мне что-то важное? Но он ничего не сказал. Странный визит. Всё, дайте мне отдохнуть — и утром я улетел в Лиссабон в отпуск на неделю. Нагорных пару раз мне звонил, вздыхал и пыхтел, наверное, подозревал, что я от него что-то скрываю. Но я и сам не понял, зачем Гюнтер приходил ко мне накануне. Мы с ним посидели, выпили кофе, поболтали ни о чём — и распрощались. Действительно, это выглядело странно, но что я могу сделать?
15.6 Сценарий-катастрофа. — Перепроверка проб из Хельсинки
Снова скандал — ребята из IDTM очень удачно отобрали пробы у мордовских ходоков за месяц до начала чемпионата мира IAAF в Пекине, как раз в самое подходящее время, когда они кололи ЭПО хорошим курсом. Пробы отправили в Кёльн, и там обнаружили шесть положительных результатов. Контрольное вскрытие проб Б подтвердило только пять результатов: Иван Носков, Михаил Рыжов, Верa Соколова, Денис Стрелков и Эльмирa Алембековa. Сергей Емельянов оказался чистым, проба не подтвердилась, но его через несколько месяцев всё равно дисквалифицировали по биологическому паспорту. Какая разница — если прямой анализ мочи не подтвердился, а Кёльну всё можно, то в паспорте крови нарушения накапливаются, и никуда, никуда мне не деться от этого, как пели в советские времена.
Снова сидели у Нагорных. И снова мы с Родионовой просили его больше не информировать Желанову — она все эти годы подпитывалась нашей информацией, а потом строила из себя эксперта мирового уровня. Родионова переживала и никак не могла понять, почему пробы ходоков вывезли за границу, в кёльнскую лабораторию. Однако я напомнил, что мы знали про эту проблему, про так называемый сценарий-катастрофу: представим, что внезапно приехал авторизованный отборщик проб — терминатор оттуда — и в самый неподходящий момент, в пятницу вечером или в субботу утром, забрал пробу у нашего олимпийского чемпиона, находящегося на курсе приёма запрещённых препаратов. Известно, что терминатор направляется с пробой в аэропорт, откуда летит в Кёльн или Лозанну. Каковы наши действия? Как мы можем противостоять, чтобы перехватить пробу? Должна быть какая-то тревожная кнопка, запускающая механизм защиты в любое время дня и ночи.
А у нас её не было и нет.
Позвонил Нагорных и сообщил, что из IAAF в РУСАДА посыпались факсы с положительными пробами российских спортсменов, начался реанализ проб с чемпионата мира IAAF 2005 года в Хельсинки. В итоге попались 18 российских легкоатлетов, чьи имена нельзя забыть: бегуньи Татьяна Андрианова, Лариса Чжао, Елена Соболева, Татьяна Чиженко, Татьяна Томашова, Ольга Егорова, Екатерина Волкова, Светлана Черкасова, Светлана Поспелова, Ирина Хабарова и Ольга Фёдорова; затем толкатели ядра — злополучный Иван Юшков, Ольга Рябинкина и Светлана Кривилёва, далее Татьяна Лысенко, как же без неё! И, наконец, Алексей Воеводин, Александр Погорелов и Юлия Печёнкина, мировая рекордсменка в беге на 400 метров с барьерами. Были найдены станозолол, Оралтуринабол и оксандролон, наше обычное меню тех лет. Удивительно, что анализ пробы Б чёгинского ходока Алексея Воеводина, попавшегося на эритропоэтине, не подтвердился — просто чудеса, второй раз саранским ходокам везёт! IAAF заказала перепроверку 200 проб из Хельсинки, в итоге 28 объявили положительными, хотя положительных там было около сорока. Но при подтверждении следовых количеств строгие критерии идентификации не проходят, и хотя на глаз видно, что это метаболит анаболического стероида, однако пики не чёткие, соотношения ионов не сходятся, так что такая проба рапортуется как отрицательная.
Нагорных был озадачен и велел немедленно лететь в Лозанну, выяснить на месте, из первых уст и рук, у Марселя Сожи, что происходит и чего нам ждать. Профессор Сожи согласился принять меня на своей даче в Сьоне, я очень люблю добираться туда по железной дороге вдоль озера, от
