Дочь самурая - Эцу Инагаки Сугимото
Иси и матушка помогли сестре выбраться из паланкина и вместе с нею вошли в безыскусный, хоть и просторный крестьянский дом. Хозяйка, дальняя родственница жениха, встретила их очень любезно. Подали ужин — порцию красного риса и рыбу, целиком, с головой — в знак поздравления. Иси привела в порядок платье сестры, оглядела её пояс, причёску, припудрила ей лицо. И процессия вновь медленно тронулась в путь, вверх по долгому пологому холму. На вершине их встретил вестник «семь с половиной», и вскоре они достигли высоких ворот с фамильным гербом и приветственными фонарями. Сестра почувствовала, что носильщики ступают по камням, и тут паланкин опустили на землю. Сестра ничего не видела, но знала, что вот-вот оконце паланкина откроется, внутрь заглянет жених и в знак приветствия ударит веером по крыше паланкина.
Обычно невесте ждать не приходилось, но жених моей сестры оказался стеснительным юношей всего семнадцати лет, и за ним потребовалось посылать. Сестра признавалась, что в эти считаные минуты ожидания ей впервые сделалось страшно. Но потом она услышала быстрые шаги, и в следующий миг красную завесу отдёрнули. Ей полагалось сидеть молча и неподвижно, скромно опустив глаза, но она вздрогнула, невольно взглянула наверх и в этот короткий миг увидела бледное рябое лицо с широким низким лбом и поджатыми губами.
Завесу опустили, и чуть погодя по крыше паланкина нервно хлопнули веером.
Паланкин подняли и понесли к двери. Сестра сидела на удивление тихо, ибо, когда завесу подняли, страх её улетучился навсегда.
Носильщики подошли к двери. Паланкин опустили на землю. Сестре помогли выйти из паланкина, и когда она ступила на порог дома, где ей предстояло провести всю жизнь, два старческих голоса завершили свадебную песнь словами привета:
И мимо Авадзи —
Опенённого волнами острова,
И мимо Наруо —
Отдалённого города
Прибыли мы наконец
Из Такасаго
В Суминоэ.
Прибыли мы наконец
В Суминоэ[28].
Глава IX. История марионетки
В первый день Обона[29] — мне тогда было двенадцать — Иси принесла мне новое украшение для волос и закрепила его прямо на моём большом стоячем банте. На его блестящем чёрном фоне серебряный щит в обрамлении серебряных же цветов выглядел великолепно.
— Его прислала вам досточтимая бабушка Эдо, — сказала Иси. — Она сделала его из переплавленных старинных монет, и получилось чудесно.
Я повернулась в ту сторону, где находился Токио, и с молчаливой благодарностью поклонилась незримой щедрой дарительнице. Кто такая досточтимая бабушка Эдо, я понятия не имела. Но на моей памяти каждый год она присылала мне очаровательные подарки к празднику Обон (его отмечают в середине лета); я смутно догадывалась, что бабушка Эдо какая-то близкая наша родственница, но не задумывалась об этом. У всех девочек есть бабушки. У кого-то две, а у кого-то и больше. Разумеется, бабушки по маминой линии обычно обитали отдельно, но зачастую отец семейства приглашал жить под своей крышей и свою мать, и бабку. Старикам были рады всегда, их присутствие делало семье честь. Дом сына, который заботится о трёх поколениях предков, называли благородным пристанищем пожилых.
Обон — праздник, когда души пращуров (о-сёрай-сама) навещают своих родных, — мы любили больше всего, поскольку верили, что предки наблюдают за нами с неизменной любовью и заботой, так что ежегодные их посещения поддерживали в наших сердцах радостную и нежную близость к милым усопшим.
Непременным условием подготовки к визиту о-сёрай-сама были чистота и простота: всё устраивали необычно примитивно, без малейшей вычурности, как повелось искони.
Несколько дней прошли в хлопотах. Дзия и ещё один слуга подстригли деревья и изгороди, вымели двор и даже пространство под домом и тщательно вымыли мощённые камнем дорожки в саду. Циновки вынесли во двор и выбили бамбуковыми прутьями, а Кин и Тоси тем временем бумажными метёлочками очищали от пыли бумажные двери-сёдзи, так что эхо громких шлепков разносилось на всю округу, и нагретыми тряпочками натирали до скрипа пол на крыльце. Всё дерево в доме — и широкие потолочные балки, и сотни крохотных реечек из светлой древесины, пересекавшие сёдзи, и резные решётки вентиляции, зеркальные столбики и основание токономы — протирали горячей водой, меняли порвавшуюся рисовую бумагу в сёдзи, и вот наконец весь дом от соломенной крыши до ледника в подполе стал чистым и свежим, как льющаяся с неба дождевая вода.
Матушка принесла из хранилища старинную редкость — свиток-какэмоно, одно из сокровищ отца, и когда какэмоно повесили на стену, Кин поставила под ним нашу лучшую бронзовую вазу с большим букетом из семи осенних трав — алтея, пампасной травы, вьюнка, смолёвки и трёх видов астр, лиловой, жёлтой и белой. По большей части это цветы, но японцы считают травами все растущие на земле растения с тонкими, похожими на травинки листьями.
Разумеется, больше всего внимания уделяли святилищу, поскольку именно там обитают духи, пришедшие нас навестить. Дзия затемно сходил на пруд, нарвал цветов лотоса, ведь только с первыми лучами зари лотос «делает вдох», раскрывает бледно-зелёные бутоны, являя свою белоснежную прелесть. До возвращения Дзии святилище вычистили, предварительно убрав его содержимое, с бронзового Будды почтительно вытерли пыль и вернули его на место, на золочёный лотос. Таблички с именами пращуров и портрет отца — мать всегда держала его в святилище — аккуратно протёрли, медный ажурный светильник с неугасимым огнём наполнили рапсовым маслом, поставили курильницу с благовониями, подсвечники, положили священные книги и чётки, а деревянный барабан в виде чудовищной рыбы (он символизирует подчинённое положение женщины)[30] отполировали так тщательно, что заблестели даже потёртости на покрывавшем его красном лаке. Затем Дзия застелил пол перед святилищем недавно сплетённой грубой циновкой из пампасной травы, а по краям циновки расставил вазы с букетами из семи осенних трав.
Но самое интересное началось, когда мы с досточтимой бабушкой сели перед святилищем и принялись мастерить приветственные украшения. Я всегда обожала помогать ей в этом. Иси и Тоси принесли из сада овощи необычной формы, горсть сухих конопляных стеблей, с которых сняли верхний грубый слой, и многие метры сомэна, мягкой и гибкой лапши. Досточтимая бабушка взяла скрюченный огурец — один его краешек загибался, как приподнятая голова, — и сделала из него лошадку с гривой и хвостом из кукурузных рылец и ножками из стеблей конопли. Из кругленького баклажанчика бабушка смастерила буйвола с рогами и ногами из стеблей конопли, изготовила из недосохшего ещё сомэна сбрую обоим животным и поставила их