Допинг. Запрещенные страницы - Григорий Михайлович Родченков
Мы вас видеть не хотим. Сидите дома.
В Корее два оаровца из России были дисквалифицированы — у бобслеиста был обнаружен триметазидин, а у участника команды по кёрлингу — мельдоний, это стоило бронзовой медали, её пришлось вернуть. Так что МОК нашёл причину не допустить появления российского флага на церемонии закрытия Игр, хотя это было неявным образом обещано в ответ на извинения и оплату штрафа в 15 миллионов долларов. Но всё равно через три дня после Игр МОК восстановил Россию в качестве своего члена и Жуков снова стал членом МОК. Нет слов, позор. Оаровцы из России завоевали две золотые медали. Алина Загитова выиграла золото, победив Евгению Медведеву — поделом этой Женечке, Бог шельму метит, не надо было таскаться в Лозанну с этими лгунами, Смирновым и Жуковым, бить там на жалость и кривляться вместе с ними. Второе золото выиграли хоккеисты, кое-как по буллитам победив сборную Германии. Но это был дворовый хоккей, ведущие сборные не выставили своих профессиональных хоккеистов.
Во время Игр я дал большое интервью Дену Роану, корреспонденту «Би-би-си». Очень неудобно два с лишним часа сидеть и отвечать в маске, но надо к этому привыкать. Один вопрос меня удивил. Ден спросил, что я думаю о допинге, глядя на выступление российских спортсменов на Играх в Корее. Я ответил, что про допинг я ничего не думаю, я всю жизнь смотрю соревнования с замиранием сердца и затаив дыхание; точно так же я смотрел Олимпийские игры в юности, когда ничего ещё про допинг не знал. Точно так же я читаю русскую прозу и поэзию девятнадцатого века, совершенно не думая о том, какие непристойные и подлые поступки совершали писатели и поэты, создавшие шедевры мировой литературы. Но в такие сравнения пуститься я не рискнул, боясь быть неправильно понятым.
Тем временем миллиардер Михаил Прохоров, неудачливый деятель в области биатлона, вдруг поддержал многомиллионные иски биатлонисток, Ольги Зайцевой, Яны Романовой и Ольги Вилухиной, обвинивших меня в клевете. По их версии, я сломал им карьеру! Теперь каждая хочет получить от меня по 10 миллионов долларов за ущерб, нанесённый их будущему процветанию. Но пробы Ольги Зайцевой были ужасными, в Сочи у неё были и царапины, и соль, и перекошенный биологический паспорт в марте, показавший, что в феврале в Сочи она колола ЭПО. Однако её грязный паспорт крови просто испарился: пропали все данные анализов крови с ноября 2013 года по август 2014-го.
В российском биатлоне у половины сборников паспорта были ужасными, но IBU, Международный союз биатлонистов, саботировал любые расследования: передал РУСАДА данные анализов из программы АДАМС, а затем стёр или спрятал результаты анализов крови со своего подпольного прибора. Получалось, что Зайцева ни разу не сдавала кровь с ноября 2013 года по август 2014-го! Однако мы с Родионовой обсуждали её анализы крови, у Зайцевой в марте 2014 года ретикулоциты были выше двух процентов.
Если бы эти три биатлонистки вошли в группу Легкова, тех самых 39 спортсменов, то испортили бы им всю картину и обрушили надежды на поддержку их групповой апелляции в CAS. Так что повезло Легкову и остальным, что биатлонисток с ними не было. Однако биатлонистки обвинили меня в клевете и обратились в суд Нью-Йорка, пользуясь поддержкой олигарха Прохорова. Прохоров очень раздражающий тип, в своё время Мутко терпеть его не мог и с усмешками и ужимками комментировал его потуги что-либо изменить в таком допинговом виде спорта, как биатлон.
Клевета — это сложно доказуемое преступление. Надо доказать, что клеветник заранее знал, что говорит неправду — с целью оклеветать невиновного человека. То есть, например, если я знал, что Гусева или Волкова никогда не применяли допинг, но обвинил их в этом, то тогда это действительно клевета. Однако про Зайцеву я знал, что она применяла допинг, и сообщил об этом. Это не клевета. История исков в Нью-Йорке восходит к 1699 году, когда было принято решение, что высказывание о группе лиц не может считаться клеветой в отношении конкретного лица, принадлежащего к этой группе. То есть высказывание «все ирландцы пьяницы и бабники» не может рассматриваться как клевета на конкретного ирландца. Однако в некоторых ситуациях такой иск о клевете рассматривать можно, когда, например, мэр маленького городка ляпнул, что «все ирландцы пьяницы и бабники», а директор местной школы взял и уволил водителя ирландской национальности. Даже если при увольнении на высказывание мэра никто не ссылался, то высказывание и последующее увольнение ситуационно могли быть увязаны друг с другом.
Но совсем другое дело, если человека называли по имени, — тогда он мог подать в суд. Когда я говорил о допинговых проблемах в биатлоне, я не называл имён биатлонисток. Тот факт, что для слушаний в CAS я предоставил аффидавиты по каждой спортсменке, не может считаться распространением клеветы, потому что это была конфиденциальная информация, представленная нами Спортивному арбитражному суду и не подлежащая разглашению в течение десяти лет. Так что иск биатлонисток побуксовал в нью-йоркском суде пару лет — и был отозван.
Олимпийские игры в Пхёнчхане закончились, и меня перевезли в другое место. Наконец можно было гулять в большом парке, где живут олени, сурки и множество белок. И посидеть в баре в тёмном уголке, посмотреть теннис или хоккей. Но ни в какое общение, живое или сетевое, вступать было нельзя.
И снова у меня другое имя, другой город и другая охрана.
17.5 Криминалистическая экспертиза профессора Кристофа Шампода. — Царапины на внутренней стороне крышек от проб Б. — Соль в моче. — Анализ ДНК
Мотивировочная часть решения арбитражного суда по Легкову и Зубкову была опубликована 23 апреля. Почти трёхмесячная задержка объяснялась тем, что CAS постановил вынести отдельное решение по каждому спортсмену, и первыми пошли самые проблемные и волнующие — Александр Легков и Александр Зубков. Я целый день читал решение по Легкову на 154 страницах, пытаясь найти, где это я путался в показаниях и от каких таких своих слов я отказался, но ничего подобного не нашёл. Это только в российском интернете я оказался лжец и фантазёр и якобы признался, что не помню состав коктейля для спортсменов. И что коктейль я не готовил, никому его не раздавал, и как его пили — тоже не видел. Но это не моя работа, я директор
