Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2019 - Коллектив авторов

Своё счастье

Даже на помойках.

А были времена:

Найдешь гнутую

Алюминиевую ложку,

И счастлив.

Женя

Воздушная геометрия стрижа.

Он тогда залетел и упал

Под форточкой.

Грозные и прекрасные глаза.

Я подумал, что это птенец сокола,

Но это был стриж.

Выпустил его. Приметы

Иногда сбываются.

Вскоре погибла моя родственница

Женя. У нее тоже были

Грозные и прекрасные глаза.

Она была художницей.

И жила последнее время

В ликующем отчаянии.

Это осталось на ее

Солнечных картинах.

Старик и море

Старик притащил из моря

Огромный рыбий скелет,

Стал рассказывать, что

Эту рыбу он поймал живой.

Ему поверил только

Один мальчик.

Когда этот мальчик

Сам стал стариком,

Он сошел с ума.

И рассказал ту же

Историю про рыбу.

Ему поверили все.

Люди верят

Только сумасшедшим.

Сергей Тенятников

Фантомы / Долгое стихотворение

Сергей Тенятников (р. 1981 г., Красноярск) – поэт, переводчик, видеопоэт. Пишет на русском и немецком языках. В настоящее время живёт на о. Майорка. Победитель фестиваля «Эмигрантская лира» 2014 г. Лауреат литературной премии Фонда им. В. П. Астафьева 2015 г. Дебютный сборник стихов «Из твоего глаза вылупляется кукушка. Стихи на русском и немецком языках» (нем. "Aus deinem Auge schlüpft der Kuckuck"). – Лейпциг: Lychatz Verlag, 2017. В Германии готовится к публикации книга стихов на немецком «Голова Плутарха» (нем. "Plutarchs Kopf") – Херфорд: ostbooks verlag, 2019. Первая книга в России: Остров Гутенберга: стихи. – М.: Летний сад, 2019.

I. Пейзаж снаружи

если пойдёшь налево, потеряешь веру.

но зачем тебе призрак девы?

сколько ни повторяй «сезам»,

не откроются, как холодильник, небеса.

появился на свет, уже выиграл в лотерею.

разве недостаточно чуда греться у батареи?

надёжнее пол – его постоянство,

лишь он даёт пространство для танца.

поклоняйся иконам, ещё вернее стенам,

они не соврут, из чего наш мир сделан.

в окне пейзаж, как в туннеле, становится уже,

так зачем тебе те горы снаружи?

если пойдёшь направо, потеряешь голос.

но зачем тебе эхо слога?

всё равно криворукий Шива перепутает подарки,

вместо Нобеля достанет пуделя из шапки.

существовали ли греки, раз не было Гомера,

к чему же ты рассказываешь о людях нашего размера?

плавают головы и хвосты, пучат глаза рыбы,

уха навсегда примирит хищника с его добычей.

и пусть ещё чья-то жизнь светится и кружит

во вселенной, лицо твоё высохнет вместе с лужей.

так зачем играть на лире глухой тени,

коли она раньше утра выйдет за двери?

если пойдёшь прямо, потеряешь память.

но зачем тебе эта сознания яма?

знает каждый школьник, что по расписанию

движутся поезда, а не пассажиры, и что как песню

ни петь хором, от этого рояль не станет сосновым лесом.

к чему ломать себе ноги, раз есть колёса?

взгляни на окружающие тебя предметы,

что ты называешь своими. в них нету

жизни, и в этом их наивысшая польза

миру, который они славят, приняв лотоса позу.

так зачем же ты проращиваешь глазастый картофель,

разве Орфей вернулся домой без стоптанных туфель?

II. Я могу говорить

шторм кончился – на горизонте мачты

погибших кораблей. давай поговорим о тех,

по ком теперь можно только молчать.

они, точно сгоревший сосновый бор,

где миллионы голосов сливаются в единое – «Земля».

семейные могилы фотографий, памятники,

занесённые снегом, ждут своего праправнука-археолога,

который вспомнит праправду, ждут своего врача,

который промоет раны на человеческом пергаменте,

ждут своего наследника ДНК – самоубийственный сплав,

рубеж в поле ржи, рубец на животе матери.

III. Гори, моя звезда

друг говорит: «я столько не вынесу,

не проживу, не смогу вернуть все эти кредиты.

построить дачу, например. дочка вот

подрастёт, тогда можно и рот себе зашивать».

он старше меня на 264 часа, а душа

уже смертельную рубашку примеряет.

«жизнь прожить, не налево сходить».

костёр прогорает. друг бросает в него

мелкий мусор, лежащий под ногами.

«пошло оно всё. и это тоже пошло».

слова обжигают рот. «осталась только работа,

да набухаться на выходных».

сигарета жжёт губы. «почему мы не рыбы?

мы же состоим из воды. мы всего лишь ботва,

плаваем, точно солёные огурцы.

нами закусывают, когда нас же и поминают.

так почему мы себя, как консерву,

до окончания срока не вскрываем?»

его голова падает на грудь

и обожжённый рот слова забывает.

IV. Рябина

«что такое сакармент[1]?», я иду за баб Машей

по деревенскому кладбищу, она показывает мне

холмики и ямки, называет имена,

рассказывает, как умирали: «нехорошее слово

по-немецки, тебе оно ни к чему. забудь.

где же могилка-то, крест сгнил, травой заросло,

и забыла. а ты забудь».

покойники смотрят с надгробий

на выпорхнувшую синичку объективно.

я переступаю через мертвецов и повторяю про себя,

словно немой: «сакармент. сакармент. сакармент».

бежим наперегонки. мне 11, ей 55.

около недели искали в лесу. ходили

в соседнюю Вознесенку, где через дом плясун,

через два гармонист. пропала телочка.

корова помычала ночь и забылась.

следующим летом нашли мумию в яме за свинофермой,

где поле крапивы, а посередине рябина.

V. Пожар в колодце

июльскими вечерами под небом, точно под рыжей скалой,

собираются после сенокоса за длинным