Лазарь Каганович. Узник страха - Валерий Викторович Выжутович

Когда эшелон прибыл на станцию Гомель, атмосфера там не внушала спокойствия. По воспоминаниям Кагановича, станция была забита многочисленными эшелонами и одиночными солдатами. Питания не было, кипятку и того не хватало. Солдаты бушевали. Несколько офицеров были избиты. То и дело вспыхивали митинги. В один из них был втянут Каганович. Он начал выступать, но тут налетел прибывший на станцию ударный отряд начальника гарнизона. Развернулась драка, с саблями и со стрельбой. В какой-то момент солдаты взяли Кагановича в тесное кольцо и вытащили из этой свалки. Он оказался в депо, где его приютили рабочие-большевики. Один из них связался с Полесским комитетом партии. Оттуда прислали двух активистов-солдат, и они благополучно доставили Кагановича в Гомель. Там его радушно встретили секретарь Полесского губкома РСДРП(б) Яков Агранов и его заместитель Мендель Хатаевич. Они сказали, будет лучше, если Каганович станет работать «на Могилев» из Гомеля. На некоторое время придется перейти на нелегальное положение, но потом они постараются легализовать Кагановича через военную секцию Совета.

Распределительный пункт

Маршевая рота, с которой Каганович прибыл в Гомель, вела себя сдержанней других, но она уже была «мечена» как большевистская. От греха подальше ее расформировали. Большую часть направили на знаменитый гомельский распределительный пункт, а некоторых солдат-большевиков арестовали. Каганович избежал ареста, скрываясь на квартире одного сапожника. Руководители Полесского комитета энергично искали пути к его легализации. Они организовали низовое давление солдат на солдатскую секцию Совета, настойчиво добиваясь содействия тех ее членов, кто был лоялен к большевикам. Им это удалось. Каганович был избран в гомельский Совет и получил легальную возможность развернуть широкую революционную агитацию. То есть приступить к выполнению поручения, данного ему Свердловым и Подвойским.

Сотни ораторов были разосланы по воинским частям, близлежащим деревням, предприятиям, а также на улицы и площади. На распределительный пункт – место наибольшего скопления солдат – Каганович направил отборную группу агитаторов-пропагандистов. В течение нескольких дней они заполонили город, предприятия и воинские части. Застигнутые врасплох этой большевистской интервенцией, меньшевики не поспевали за горластыми посланцами Кагановича. Свою пропаганду вели и представители Бунда. Они собирали еврейских рабочих. Не все большевики-евреи умели говорить на иврите, поэтому, вспоминает Каганович, «мы заранее отобрали группу большевиков-евреев, умеющих выступать по-еврейски, и направили их на эти собрания, где они выступали с большим успехом».

В Гомеле проявились те качества нашего героя – энергичная распорядительность, цепкий ум, готовность служить и желание повелевать, которые потом разовьются, окрепнут и превратят уроженца черты оседлости, начинавшего мальчиком на партийных побегушках, в волевого, властного, жесткого до грубости начальника.

Каганович отчетливо понимал, что Гомельский Совет – недостаточно надежный плацдарм для революционного наступления. Тем более с учетом особого положения Гомеля и Могилева как зоны Западного фронта и Ставки Верховного главнокомандующего. Требовалась энергичная работа в массах для завоевания прочного большинства.

Здесь стоит заметить, что распределительный пункт был твердым орешком для всех политических сил. Он доставлял неприятности и властям Керенского, и эсерам, и меньшевикам. Большевистским оплотом он тоже не являлся, хотя в период «корниловщины» некоторые солдаты перебегали в Красную гвардию, а унтер-офицеры помогали обучать рабочих военному строевому искусству. Большевики имели в распределительном пункте партийную ячейку, но, по признанию Кагановича, «она была слаба для руководства такой большой массой солдат, да еще, можно сказать, дезорганизованных, среди которых подвизались наряду с революционными и далеко не революционные, а даже авантюристические, анархические и черносотенные элементы».

Какое-то время большевикам удавалось держать здешние настроения под своим контролем. Но 21 сентября 1917 года распределительный пункт был окружен войсками, среди которых были и казачьи сотни. Это вызвало бунт. Группа черносотенцев и группа анархистов, действовавшие в пункте, разом объединились и призвали воинов гарнизона выйти на демонстрацию с черными анархистскими флагами. В ответ большевики развернули свою агитацию, призывая солдат проявлять выдержку и не поддаваться на провокации. Стихийно вспыхнул митинг. Он проходил очень бурно, длился чуть ли не целый день. Как вспоминает Каганович, представителям Совета не давали говорить, одного из них стащили с трибуны и избили, кому-то угрожали арестом, а кого-то обещали расстрелять.

Когда чернознаменная «гвардия» сомкнула ряды, готовясь двинуться на город, в Полесский комитет РСДРП(б) прибежали напуганные члены президиума Совета и стали просить, чтобы Каганович поехал в пункт. Посовещавшись, решили, что ему надо ехать. Двое вызвались его сопровождать. Приехали. Пробравшись к центру людского скопления, где находилась большая бочка, служившая трибуной, Каганович воспользовался первым же моментом, когда она освободилась, и быстро вскочил на нее. Далее – его воспоминание:

«Не давая передышки, я во весь голос выкрикнул: „Вы знаете, кто перед вами выступает? – Я выждал секунду, пока воцарилось известное затишье. – Перед вами выступает представитель партии Ленина – член Всероссийского бюро военных большевиков“. После маленькой паузы я почувствовал, что эта многотысячная, волнующаяся аудитория будет меня слушать. <…> „Большинство из вас, – сказал я, – уже прошло тяжкую долю солдата в окопах, где солдат доведен до крайней степени нечеловеческой жизни. Измученные за три года войны, обовшивевшие, голодные, разутые, плохо вооруженные, изувеченные физически и душой, болеющие за свою страдающую семью, вы должны и теперь по приказу господ капиталистов и помещиков Рябушинских, Родзянко, Пуришкевичей и их защитников – эсера Керенского и меньшевика Церетели, идти вновь в наступление и проводить четвертую зиму в окопах. А для кого? Для империалистов России, Англии, Франции и Америки – они против мира. Меньшевики и эсеры им помогают. Они лгут, когда произносят слова о мире, они предали народ, крестьян, солдат и рабочих. <…> Не поддавайтесь на эти сомнительные подсказы! <…> У вас нет другой партии, кроме партии Ленина, которая борется за немедленную передачу земли крестьянам, за немедленное окончание войны и за власть Советов“».

Далее Каганович обещал, что Полесский комитет большевиков примет через Совет рабочих и солдатских депутатов все меры для улучшения положения в самом распределительном пункте с питанием, обмундированием, медицинским обслуживанием и в первую очередь немедленно будут убраны присланные сюда вооруженные солдаты. Обещание не было выполнено уже тогда, в 1917-м, а затем на протяжении всей советской истории во всем, что касалось условий жизни народа, большевики лишь обещали «принять все меры для улучшения» и были при этом расчетливо неконкретны. То же и с обещанием немедленно убрать из распределительного пункта вооруженных «усмирителей». Они ушли оттуда, но не «немедленно», а, как утверждают историки, через 6–8 дней, и не по постановлению Полесского комитета РСДРП(б), а по приказу Ставки.

В сентябре начались забастовки полесских сапожников и кожевенников, переросшие во всеобщую забастовку