Пролог. Документальная повесть - Сергей Яковлевич Гродзенский

Постановлением Особого Совещания при МГБ СССР от 3 июня 1950 года Гродзенский Я. Д. за принадлежность к антисоветской троцкистской организации сослан на поселение в Казахскую ССР.

«Пригнанным с полярного Севера этапам не пришлось порадоваться казахстанскому солнышку. На станции Новорудное они спрыгивали из красных вагонов – на красноватую же землю. Это была та джезказганская медь, добыванья которой ничьи легкие не выдерживали больше четырех месяцев»[41].

Страница протокола допроса Я.Д. Гродзенского 12 января 1950 г. (дело П-28394, т. 2, л. 26)

Из справки из Управления МВД по Карагандинской области узнаем, что Гродзенский Я. Д. был арестован 13 декабря 1949 года и находился в ссылке на поселении Карагандинской области до 7 июня 1954 года. В ссылке работал инженером-механиком на Джезказганском Медном комбинате (рудник Джезказган).

Более подробно трудовая деятельность в Джезказгане выглядит так: с 03.09.1950 по 30.11.50 – старший мастер каменного карьера завода «Стройдеталь» треста «Казмедьстрой»; 15.01.1951–1.12.1953 – завхоз-кладовщик цеха водоснабжения Джезказганского рудоуправления; медькомбината, 25.12.1953–04.07.1954 – инженер по оборудованию отдела технического снабжения Джезказганского Медьзавода.

Джезказган, 3 марта 1953 г.

Мы подходим к финишу двадцатилетних злоключений Я. Д. Гродзенского. После смерти Сталина его требования о пересмотре дела стали рассматривать объективно и, естественно, установили, что «дело» построено на пустом месте.

В следственном деле П-28394 (т. 2, л. 68–69) под грифом «секретно» содержится рукописный документ – Протест Генерального прокурора Союза ССР на постановления Особого Совещания: «Гродзенский 3 июля 1935 года постановлением Особого Совещания осужден к 3 годам заключения за контрреволюционную троцкистскую деятельность. 20 мая 1938 года за контрреволюционную деятельность постановлением Особого Совещания вторично осужден на 5 лет заключения в ИТЛ, а 3 июня 1950 года за принадлежность к антисоветской троцкистской организации сослан на поселение в Казахскую ССР.

Проверив материалы дела, судебная коллегия находит, что все три постановления Особого Совещания подлежат отмене, а дела в отношении Гродзенского – прекращению производством за необоснованностью предъявленного обвинения.

«В 1935 году Гродзенский осужден на основании показаний обвиняемого Данимана Д. Л., который 14 марта 1935 года при допросе назвал фамилию Гродзенского и показал, что последний разделял его, Данимана, контрреволюционные взгляды.

В предъявленном обвинении Гродзенский виновным себя не признал и показал, что бесед на контрреволюционные темы у него с Даниманом не было и участником контрреволюционной организации он не являлся. Других же данных, изобличающих Гродзенского в принадлежности к антисоветской троцкистской организации, в деле не имеется, и к осуждению его не было оснований.

В 1938 году Гродзенский без проведения следствия, без предъявления обвинения вторично осужден постановлением Особого Совещания за контрреволюционную деятельность, а в 1950 году за принадлежность к антисоветской троцкистской организации сослан на поселение. Эти постановления, вынесенные с нарушением закона, подлежат отмене.

В силу вышеизложенного, соглашаясь с протестом, судебная коллегия ОПРЕДЕЛИЛА:

Постановление Особого Совещания при Народном комиссариате Внутренних Дел СССР от 3 июля 1935 года, постановление Особого Совещания при Народном Комиссаре Внутренних дел от 20 мая 1938 года и постановление Особого Совещания при министре Государственной Безопасности Союза ССР от 3 июня 1950 года в отношении Гродзенского Якова Давидовича (Давыдовича) отменить и дела в отношении его производством прекратить за необоснованностью предъявленного обвинения, освободив Гродзенского от спецпоселения».

В первой справке из Прокуратуры СССР 26 апреля 1955 года указывалось, что дело прекращено за недоказанностью. Справка из Верховного суда СССР от 24 августа дает более четкую формулировку «за необоснованностью предъявленного обвинения».

Мытарства моего отца, продолжавшиеся 20 лет, завершились. И на протяжении этих долгих двух десятилетий ему не довелось побывать ни на шарашке, ни лагерным «придурком», ни бригадиром.

Окончательно освободившись, из ссылки он приехал на постоянное жительство к жене и сыну в Рязань. Я тогда был учеником четвертого класса, и оказалось, что отец моего одноклассника Миши Ермолаева учился вместе с Яковом Гродзенским в техникуме. Позднее Алексей Ермолаев заявил, что ему «надоело служить начальству – буду служить Богу», – стал священником. Насколько помню, бедного Мишу разбирали на классном собрании, но начиналась хрущевская оттепель и серьезных мер не принимали. Мне же запомнилось, что, став служителем культа, «отец Алексий» предлагал моему отцу в знак особого расположения покрестить его.

Яков Давидович Гродзенский был, безусловно, атеистом, но отнюдь не «воинствующим». Об отношении отца к религии говорит такой факт. Знакомые выразили ему недоумение, что в нашей комнате на видном месте стоит икона Спасителя:

– Ну как можно, мы не понимаем Нину Евгеньевну с ее умом, а вы-то как это терпите?!

Ответ на это был примерно такой:

– Многие держит дома портреты Ленина и Сталина, деятелей, появившихся несколько десятилетий назад, а Иисусу Христу поклоняются почти две тысячи лет.

Справка о фактической реабилитации Я. Д. Гродзенского, 1955 г.

Моему отцу, когда он обосновался в Рязани, не было пятидесяти, таким образом, до пенсионного возраста – 60 лет было еще далековато, а с устройством на работу возникли трудности. Философ с дипломом Московского университета, преподаватель диамата никому был не нужен – за те двадцать лет, что отец провел в тюрьмах и ссылках, выросло новое поколение, лучше ориентировавшееся в наступившей после смерти Сталина ситуации в гуманитарных науках.

Да он бы и сам теперь, наверное, не пошел преподавать марксизм-ленинизм. Но по характеру своему и складу ума он и после ссылок и тюрем оставался ярко выраженным гуманитарием. Заметил, что отец не без интереса относился к тому, как нам преподают в вузе общественные науки, прежде всего философию. Иногда находил в учебниках неточности, с которыми мои педагоги соглашались. Вообще, во многом благодаря ему я в Рязанском радиотехническом институте просто блистал по всем общественным наукам. Но, консультируя меня по гуманитарным дисциплинам, он почти всегда, комментируя основы марксизма-ленинизма, приговаривал: «все это чепуха, но надо говорить так».

В середине 1950-х годов в старших классах общеобразовательной школы предполагалось ввести латинский язык. Если бы этот проект был реализован, то с преподавателями латыни могли возникнуть проблемы, потому что педагогические вузы их не готовили. Учителей этого «мертвого языка» пришлось бы искать среди представителей других профессий, которые по долгу службы должны основы латыни знать, например, медиков, фармакологов, биологов, химиков, юристов, филологов.

И мой отец намеревался стать школьным учителем. Его знания латыни ограничивались четырьмя классами классической гимназии, поэтому вновь он решил действовать по принципу: если хочешь изучить какую-либо науку, иди ее преподавать. Дома