Коллаборационисты. Три истории о предательстве и выживании во время Второй мировой войны - Иэн Бурума

«Бидан» Ёсико об участии в битве за Жэхэ записан в ее мемуарах. Как-то зимой в 1933 году в ее квартире в Синкё появился молодой человек по имени Фан Ёнчан. Когда-то этот маньчжурский бандит командовал тысячами людей. Он рассказал Ёсико весьма необычную историю. Он подчинялся знаменитому гангстеру и военачальнику Чжану Цзунчану, известному также как генерал Собачье Мясо. Генерал Чжан, чей гарем состоял из такого количества наложниц, что вместо имен он давал им номера, был опиумным наркоманом и подстрекателем, который сражался сначала на стороне китайских националистов, потом против китайских националистов и, наконец, нашел убежище в Японии, где поселился с несколькими наложницами на курорте с горячими источниками и застрелил одного из братьев Ёсико из револьвера. По ее словам, это был несчастный случай. Вероятнее всего, они повздорили из-за женщины. По словам Фана, генерал и его приближенные переживали из-за убийства. Три года спустя самого генерала застрелил в Китае один из его многочисленных врагов. Теперь банда осталась без главаря. Фан умолял Ёсико возглавить ее. Они поклялись служить ей, чтобы искупить вину за убийство ее брата. Отныне она была не Ёсико Кавасима, а командир – Цзинь Дунчжэнь.

Церемония, узаконившая ее командование, прошла в грязном отеле в китайском квартале Мукдена. В присутствии японского корреспондента одного ежемесячного журнала Фан трижды поклонился командиру Цзинь, которая была одета в причудливую армейскую форму, поэтому, по словам репортера, напоминала «солдата из китайской оперы»[73]. Рядом стояли двадцать восемь «офицеров» ее нового добровольческого корпуса, который называли Национальной армией, Армией мирной нации или Силами самообороны Жэхэ. На самом деле они были шайкой отчаянных бандитов в китайских обносках, у одних на руках не хватало пальцев, у других были обезображены лица. Пав к черным кавалерийским сапогам Ёсико, мужчины поклялись умереть за командира Цзинь и мир в Азии. Командир Цзинь не участвовала в их шумной попойке в гостинице у вокзала.

Слухи о «мирной армии» разлетелись быстро. По словам Ёсико, из тридцати человек корпус вырос до 3 тысяч. Если ей верить, полились деньги из различных патриотических китайских обществ (предположительно верных маньчжурской династии), а также необходимые ресурсы: грузовики, униформа и верблюды. Командование Квантунской армии больше не могло игнорировать командира Цзинь и ее шайку. Как писала Ёсико: «Мы с моим добровольческим корпусом получили свои роли в бою»[74].

Что именно это были за роли и как они исполнялись, если исполнялись, в рассказе Ёсико не упоминается. Нет никаких точных сведений, что ее Национальная армия вообще принимала участие в каких-либо боях, хотя сама она рассказывала в интервью о боевых ранениях. Она написала статью для главного японского женского журнала, «Фудзин Корон», где рассказывала, как вела войска в бой, как ее провожали восторженные толпы, как ее солдаты отважно сражались на линиях фронта, как она думала об одном лишь счастье народа Жэхэ. Она также горячо клялась в любви к Японии и к своей родине. Даже если она и видела тут противоречие, то, разумеется, и словом об этом не обмолвилась. Но, по крайней мере, одно правдивое утверждение в ее истории было: «Я носилась по всему Жэхэ, но, как ни стыдно в этом признаться, пропаганда была в десять раз важнее всех моих усилий»[75].

Ёсико, безусловно, была права. Но правда едва ли имела значение. Куда важнее японцам была легенда, «бидан». 22 февраля 1933 года газета «Асахи Симбун» опубликовала фотографию Ёсико, где, словно бывалый боец в мужской военной форме и кавалерийских сапогах, она опиралась на длинный самурайский меч. Ёсико Кавасима, «красавица в мужском костюме», была готова «отправиться в бой» командиром Национальной армии «и всячески помогать генералу, который всеми силами старается объединить вооруженные силы Маньчжурии».

Этим генералом был, само собой, любовник Ёсико Хаяо Тада, который, скорее всего, и снабжал ее частную армию деньгами, а не какие-то неведомые китайские патриотические общества. Эта восторженная статья о доблести Ёсико появилась на той же странице, что и маленькая заметка о смерти в токийском полицейском участке известного левого писателя Такидзи Кобаяси: он погиб как политический диссидент от пыток в одиозном специальном отделе полиции. Об этом в заметке сказано не было.

Звезда Ёсико в японской прессе засияла еще ярче с публикацией в 1933 году художественной биографии Мурамацу. Отныне она стала популярной гостьей радиопередач, агитировала за дело Маньчжоу-го, поддерживала свою экзотическую легенду, исполняя популярные песни, причем некоторые из них она писала сама с пассажами на ломаном монгольском и названиями вроде «Звон каравана» и «Монгольская песня». В дальнейшем она, правда, умерила восторг по поводу освобождения Японией ее родины, позволяя себе нежелательные замечания о бедности маньчжурских крестьян и грубом обращении с ними японских головорезов. Возможно, она страдала от остаточных угрызений совести. Если и так, то слишком поздно. Легенду уже сложили. Она стала продуктом своего собственного «бидана». Ее снисходительный биограф Фуюко Камисака отмечает, что она была лишь марионеткой, которая плясала в руках японских кукловодов. Если и так, то обычно сама эта марионетка была вполне не прочь поплясать.

2. Гаага

СД, служба безопасности рейхсфюрера СС, выпускала годовой рапорт о состоянии дел в оккупированных странах. Эти подробные ежегодные отчеты, написанные неподъемным казенным языком, предназначались исключительно для ограниченного круга лиц. Генрих Гиммлер их внимательно изучал.

В отчете 1942 года о Нидерландах сообщалось о значительном прогрессе. В помощь немецким властям в их усилиях по «эвакуации» евреев был создан юденрат. СД взяла под контроль концлагерь Вестерборк недалеко от границы с Германией. Официально он был транзитным лагерем (Durchgangslager). С июля до конца 1942 года сорок два поезда из Вестерборка доставили 38 606 евреев в польские лагеря смерти. «Разумеется», говорилось далее в отчете, евреи оказывали некоторое сопротивление. Больше хлопот доставляли «непонимание и дружелюбное отношение к евреям обычных голландских граждан, что мешало нашим действиям». Тем не менее «вопреки этим трудностям избавление от евреев [здесь применялось слово entjudung, „деюдизация“, как будто речь шла об обработке от паразитов] прошло гладко и без промедлений. Из 140 тысяч евреев, проживавших здесь изначально, около 50 тысяч покинули страну в результате эвакуации или эмиграции. Тысячи содержатся в лагерях под руководством СД. Все готово к запланированной на первые месяцы 1943 года транспортировке больных евреев из домов и больниц»[76].

«Эвакуация», «эмиграция», «транспортировка» – все эти кропотливо напечатанные казенные слова подразумевали массовое уничтожение.

Фридрих Вайнреб был арестован СД в сентябре 1942 года, спустя два месяца после