Тревожность, неврозы и… любовь. В кабинете у практикующего психолога - Иосиф А. Гольман
На самом же деле легко сказать и трудно сделать. Разное мировоззрение, совершенно разное обучение (хотя в случае с клиническим психологом серьезная медицинская подготовка имеет место, но все равно не делает его врачом). Равно и врач, даже психиатр, не может владеть тонкостями психологических знаний, иначе курс его обучения сильно зашкалит за 10 лет.
Как же быть?
Идеальный вариант я фактически озвучил абзацем раньше: работать в тандеме. Преодолеть трудности притирания друг к другу и использовать преимущества обоих видов знаний и навыков.
Ниже слово будет передано врачу-психиатру, а в следующем материале – врачу-онкологу. С ними я не раз работал в тандеме, помогая их пациентам и моим доверителям.
Свои требования к психиатру я уже не раз высказывал. Их всего три:
✦ компетентность (включая готовность к постоянному доучиванию);
✦ эмпатийность (психиатрия – безумно сложная специальность, в которой не выгореть и сохранить эмпатию вовсе не просто);
✦ осторожность (поскольку психотропные препараты весьма обоюдоострое оружие).
Один из психиатров, с кем мне работается комфортно (а главное, эффективно для пациента или доверителя), – старший научный сотрудник НМИЦ ПН имени В. П. Сербского, кандидат медицинских наук, врач-психиатр Вадим Сергеевич Буланов.
Вот я и попросил его рассмотреть туже тему, но со стороны врача. Ниже – его текст. Он не очень популярен, но все же советую прочитать его максимально внимательно, ибо его автору удалось вместить в краткий объем много важного содержания.
Итак, далее прямая речь Вадима Сергеевича, без моих вставок и купюр.
«Взаимодействие клинического психолога и психиатра в практической деятельности выглядит достаточно обоснованным и гармоничным. Сам альянс подразумевает множество выгод, обеспечивая полноценную работу с пациентом.
Традиционно сложившаяся ситуация, что на первом этапе пациент встречает психолога, который вникает в суть проблемы клиента, проводит патопсихологическую диагностику, определяет возможность психотерапевтической интервенции. Уже на этой стадии грамотный специалист определяет степень остроты симптоматики и необходимость подключения к работе психиатра.
В частности, в моей практической деятельности психиатра есть ряд психологов, с которыми сложился своеобразный круг доверия. Работая с коллегами в альянсе, мы обеспечиваем клиенту или пациенту психотерапевтическую работу, прием (по необходимости) фармакологических препаратов, поэтапно ведем к выздоровлению, а не только к снятию симптомов.
Такой системный подход к проблеме пациента и приводит к желаемому итогу работы – психологической, физической и социальной реабилитации пациента.
К сожалению, мне иногда приходится использовать фразу: “Метод хорош в руках мастера”. Это относится к той немногочисленной массе и психологов, и психиатров, которые заявляют, что они могут все и знают обо всем, тем самым дискредитируя область наших профессий, обрекая пациента на мытарства и отчаяние.
Зачастую от пациентов слышишь вопрос: а чем отличается психолог от психиатра?
В максимально упрощенном виде объясняешь: психолог проводит патопсихологическую диагностику, а психиатр устанавливает диагноз и лечит таблетками. При этом суть сводится к одному: кто правильно диагностирует, тот правильно лечит.
Наши пациенты и клиенты не всегда имеют яркую, выраженную, типичную симптоматику, когда диагноз можно поставить после пяти минут беседы с пациентом. Достаточно часто встречаются варианты стертой симптоматики, перетекающей из круга невротических расстройств в круг психотических.
Особенно это касается дебюта заболевания, когда над некоторыми акцентуациями и девиациями личности начинают формироваться зерна психопатологических образований. Именно в этот момент неоценима помощь клинического психолога с его набором методик, которые позволяют выявить или наметить определенные симптомы и тенденции их развития, выстроить предварительный прогноз, сформировать терапевтические интервенции.
По пациентам с уже установленным диагнозом помощь психолога психиатру может заключаться в контроле динамики психического заболевания, оценке эффективности фармакологической терапии и других методов лечения.
Развитие интегративного подхода как в психологии, так и в психиатрии, формирование альянса этих двух дисциплин в состоянии обеспечить качественную помощь всем, кто столкнулся в жизни с кризисом или болезнью».
К изложенному Вадимом Сергеевичем я бы еще от себя добавил возможности клинического психолога в плане непосредственно безмедикаментозной психотерапии и психологического просвещения. В том числе не только пациента, но и людей из близкого окружения, которые сильно влияют на его состояние, да и сами тоже подвергаются страданиям.
По моим наблюдениям, у практикующих психиатров, особенно из отделений больниц и ПНД, просто нет достаточно времени ни на безмедикаментозную терапию, ни на психологическое просвещение, ни на работу с близкими пациентов. Но это уже мое личное дополнение.
О счастье, здоровье и болезнях. ну и о психологии тоже
В следующих подразделах приведу интервью – у меня в гостях был Анатолий Нахимович Махсон.
Хирург-онколог с мировым именем, доктор медицинских наук, профессор, заслуженный врач РФ, проработавший в 62-й клинической онкологической больнице 44 года (26 лет из них – главным врачом) и сделавший ее, возможно, лучшим на то время медицинским учреждением нашей страны.
Мне сложно именовать этого человека по имени и отчеству, потому что мы дружим столько, что уже кажется – чуть ли не с рождения. Для меня он Толик, тут уж ничего не поделаешь.
Но самое важное – беседовать мы будем не об онкологии (хотя и о ней, конечно). Разговор наш будет о жизни. И о психологии, разумеется.
Происхождение мечты
И. Г: Толик, расскажи, как ты пришел в медицину.
А. М. (смеется): Я в нее не приходил. Я, можно сказать, в ее атмосфере родился.
И. Г: Это как?
А. М.: Моя мама, Бронислава Абрамовна, врач-окулист. Мой отец, Нахим Евсеевич Махсон, доктор наук, известный хирург-онколог. Его специализация – хирургия опухолей костей (ортопедическая онкология). Он в значительной степени и предопределил мое будущее. И даже мои научно-практические интересы.
И. Г: Вы работали в каком-то едином направлении?
А. М.: Да. Отец был одним из основоположников органосохранной хирургии при опухолях костей. Например, у человека рак костей верхнего плечевого пояса. Чтобы операция была выполнена радикально и абластично, с целью уменьшения риска рецидива раньше удаляли лопатку вместе с рукой. Получалось, что жизнь спасали, а человека делали инвалидом. Это и есть, по сути, калечащая операция.
Так вот, отец разработал и первый произвел в СССР радикальные сохранные операции на костях таза. Модифицировал и внедрил в широкую практику межлопаточно-грудную резекцию. При этой операции удаляется лопатка вместе с плечевым суставом, однако сама рука остается соединенной с туловищем сосудисто-нервным пучком. Нахим Евсеевич придумал подвешивать опил плечевой кости к скелетированной ключице на лавсановой лигатуре, что создавало опору руке на туловище и значительно улучшало ее функцию. Эта операция в мировой антологии хирургии названа операцией Тихова – Линберга – Махсона.
