Тревожность, неврозы и… любовь. В кабинете у практикующего психолога - Иосиф А. Гольман

А. М.: Фронтовым хирургом отец прошел всю Великую Отечественную, с самого начала и до победного конца. И еще войну с Японией прихватил. У отца было четыре боевых ордена. Нагляделся на калек. Хотел, как мог, помочь тем, кому и так не повезло заболеть опухолью костей. Ведь задача врача – не только сохранить жизнь, но и обеспечить ее качество.

И. Г: Получается, тебе повезло быть не только сыном замечательного врача, но и его соратником?

А. М.: Да, и учеником, и соратником. Отец сделал меня настоящим врачом и ученым. К счастью, он прожил долгую жизнь, 87 лет. И почти до конца работал, консультировал пациентов и врачей.

Из хирургов в начальники

И. Г: Ты быстро рос как хирург, стал заведующим отделением. А как тебя занесло в большие начальники, главврачи?

А. М.: Быстро – это 18 лет. А неожиданный карьерный рост обеспечили обстоятельства плюс просьба коллег. Завотделением я проработал всего год. Время тогда начиналось сложное.

К концу 1980-х в нашей огромной онкологической больнице из диагностического оборудования были только три рентгеновских аппарата. Больных на гастроскопию возили в Москву.

Несмотря на это, больница активно работала, проводились большие операции, и смертность по тем временам была относительно небольшой. Но когда начал исчезать даже шовный материал и самые необходимые лекарства, работать стало практически невозможно. Вот тогда-то коллектив больницы решил провести выборы нового главного врача.

И. Г: Ты стал первым выборным главврачом или были прецеденты?

А. М.: В Москве всего было два таких случая, и я был вторым, но узнал об этом лишь спустя пару лет после выборов.

И. Г: А как согласился? Все же разваливалось. В том числе у вас в больнице.

А. М.: Я же говорю, потому и согласился, что все разваливалось.

Понимаешь, Иосиф, я в этой больнице жил. И в переносном, и в прямом смысле слова. Шестьдесят вторая – уникальная клиника. Она расположена на огромной территории прямо в лесу, недалеко от слияния Москвы-реки и Истры. Это бывший пансионат и дачный поселок Минсредмаша. А когда Хрущев упразднил министерства, из пансионата сделали онкологическую больницу. Отсюда и минусы, и плюсы.

И. Г: С минусами понятно. Приспособили неприспособленное. А плюсы откуда?

А. М.: Во-первых, большинство врачей и среднего медперсонала живут прямо на территории больницы – под жилье медперсонала были отданы финские домики (дачи) министерства. У меня в паспорте стоял адрес прописки – поселок горбольницы 62, дача 176. До работы я ходил пять минут пешком, что очень важно для оперирующего хирурга. Например, всегда прибегал посмотреть на своих больных и в выходные, и вечером или ночью, если нужно. Да и другие так же.

Во-вторых, гигантская площадь в лесу – 72 гектара. Свежий воздух. Возможность прогулок и приятных ощущений. Ты ж психолог, сам мне постоянно рассказываешь, как важен для пациента позитивный настрой, fСмеется.)

И. Г: Хорошо. Возвращаемся к твоему карьерному росту. Все равно непонятно, как состоявшемуся хирургу решиться на такое коренное изменение судьбы? Да еще и в таких жутких условиях?

А. М. (сразу посерьезнев): Я же сказал, у нас выхода не было. Мы понимали, что иначе, при прежнем руководстве, больница просто погибнет. Но сам на эту должность я и не собирался. Я лишь предложил провести выборы нового главного врача. Кандидатом на выборы предложил действующего на тот момент заместителя главврача, моего ровесника.

И. Г: А как же вышло, что главврачом стал ты?

А. М. (смеется): Судьба вмешалась. Депздрав Москвы был против выборов, и коллектив больницы почти год боролся за это право. Представь: неоднократные бурные собрания, об этом писала «Московская правда», а когда мы наконец победили, наш кандидат внезапно попадает с инфарктом в больницу. Поскольку я заварил всю кашу, то отказаться уже не мог по моральным соображениям: действующий на то время главный врач говорил, что выборов не будет и я вас всех разгоню. Мне пришлось подать свою кандидатуру. За меня подали голоса 78 % избирателей, и 29 января 1990 года я стал главным врачом.

И. Г: Хорошо. Вот еще один вопрос со спецификой тех годов. Гектары курортной зоны стоят миллиарды. И тем, кто эти миллиарды любит, безразличны судьбы онкологических больных. Брутальные герои 90-х тебя не пугали?

А. М. (смеется): Да, был один такой случай. Больница-то наша была настолько нищая, что и забора полноценного не было. Когда мы все как надо оградили, бандиты действительно нам «забили стрелку». Мы отреагировали как положено, через госорганы.

Нет, я их и не боялся. Некогда было. Делом надо было заниматься.

И. Г: Ладно, так и запишем: страшно не было ни разу.

А. М.: (улыбается): Все же один раз было. Причем очень страшно.

И. Г: Рассказывай.

А. М. Как раз через пару недель после моего назначения.

Внезапно посредине зимы остановилась наша мазутная котельная. Не оказалось запасных насосов. А у больницы, кроме лечебных корпусов, еще и жилой поселок, очистные сооружения, электрические подстанции и 50 километров трасс.

К счастью, Всевышний был за нас. В феврале температура все три дня ремонта продержалась на уровне +6. В общем, правдами и неправдами успели запустить котельную без эвакуации пациентов и жилого поселка.

Да (вздыхает), тогда действительно было страшно.

Примечание автора: на самом деле мой друг Толик реально бесстрашный. Видимо, это у него на генетическом уровне.

Как-то приехал ко мне на дачу. В возрасте уже сильно за 60. А у нас там недалеко экскаваторами вырыли огромный пруд. В центре – высоченная вышка.

Короче, главврач, доктор наук, главный онколог столицы, профессор, не маленького, между прочим, телосложения, забрался на самый-самый верх и сиганул оттуда большой такой рыбой! К счастью, без последствий, не считая тучи поднятых брызг.

Вторая история из той же оперы.

Попал он на какой-то невероятно длинный и крутой горный спуск в Канаде. В конце катания так упал, что сломал грудной позвонок, но, несмотря на это, увлечение горными лыжами не прошло.

В ответ на мои нелицеприятные, местами грубые соображения объяснил, что горы слишком хороши, чтобы от них отказываться.

Жизнь – борьба

И. Г.: Ты 26 лет руководил огромной больницей. Что было самым сложным?

А. М.: (смеется): Уж точно не бандиты.

И. Г.: А что? Или кто?

А. М.: Самым сложным было понять, как работает наше здравоохранение. На это ушли первые 1,5–2 года. Сначала совсем не мог уяснить – пишешь руководству о самых очевидных и необходимых вещах, а