Человеческий фактор - Ишмаэль Джонс

Для пущего эффекта они сделали паузу.

Я почувствовал облегчение от того, что это был единственный сюрприз, который мне приходится пресекать.

— Билл Джонс — это псевдоним, — ответил я, — и я еще даже не начинал составлять для него документы и легенду прикрытия. Я еще никогда им не пользовался. Похоже, вы собрали случайную информацию о человеке или нескольких людях с таким именем. Я выбрал Билла Джонса, потому что это такое распространенное имя. Если вы проведете поиск по базе данных по этому имени, то получите столько информации, что это может быть кто угодно. Но на сегодняшний день я только выбрал имя, я еще ничего с ним не сделал. Ни одни из собранных вами сведений не являются точными или даже близкими к этому.

Выражения их лиц потускнели.

— С псевдонимом Билл Джонс я также использую небольшую маскировку, — добавил я.

— По мне, так это маскировка, — сказал один из пришедших, — но она может сработать только против неопытного глаза.

На самом деле, на мне не было маскировки[42].

Поблагодарив проверяющих, я закончил встречу, после чего опрометью бросился к телефону и позвонил своему связному в штаб-квартире. Слух о том, что «Ишмаэль попал в поле зрения КГБ», мог быстро распространиться среди бюрократии и преследовать меня годами, если я не подавлю его в зародыше. Я рассказал о случившемся своему связному и попросил его предупредить Стефана и Бетти о том, что слух следует пресечь. Им потребовалось для этого несколько дней, но они смогли это сделать.

Оказалось, что комплексная проверка — это ранняя версия поисковой системы в Интернете, которая могла собрать множество информации о человеке, как, например, о призрачном «Билле Джонсе». Представьте, сколько «хитов» выдал бы поиск в Google.

Ключ к оперативным псевдонимам в наши дни — использование распространенных имен. Если человека зовут Билл Джонс, подтвердить разные результаты поиска затруднительно. Управлению нравятся необычные имена типа «Ксавьер X. Ксилофон», чтобы гарантировать, что два оперативных сотрудника никогда не используют один и тот же псевдоним, но именно обычное имя и обеспечивает настоящую анонимность.

Каждый раз, посещая штаб-квартиру, я обнаруживал, что внешний вид Стефана ухудшается. Он набирал вес, толстея от пончиков и кока-колы на завтрак, и выглядел так, будто редко спал. Его голова стала шире и тяжелее.

Как-то я заметил его вместе с еще одним человеком в комнате для совещаний.

— Привет, Стефан! — сказал я, — Выглядишь так, будто не спал всю ночь! Эти твои подружки не дают тебе покоя?

Стефан и его собеседник, мандарин из штаб-квартиры, подняли головы и одарили меня мрачными взглядами. Я понял, что они углублены в разговор, и пожалел, что так грубо пошутил, и, извинившись, вышел из комнаты.

Я забрел в помещение штаб-квартиры, которое использовалось как «отстойник» для сотрудников, застрявших в бюрократическом тупике. Это была комната без окон с голыми, обшарпанными стенами, освещенная люминесцентными потолочными светильниками. Воздух был затхлым. Каждое утро сюда приходили люди и занимали небольшие столы, раскладывая на них свои бумаги, ручки и прочие безделушки. Многие из них были моими друзьями, и я разговаривал с ними, чтобы узнать, что пошло не так, чтобы помочь им или хотя бы самому избежать их ошибок.

Я всегда начинал с безобидных вопросов, вроде: «Как вам вчерашняя игра?». Мои коллеги выглядели ранимыми и нервными. Я демонстрировал открытый язык тела. Мы все знаем о невербальных сигналах, но люди, находящиеся в напряженном психологическом состоянии, воспринимают язык тела очень остро — например, скрещенные на груди руки могут показаться им угрожающими. Бюрократия, образно говоря, прижигала этих парней сигаретами, и я хотел убедиться, что они не считают меня одним из плохих парней.

В одной из каморок сидело расплывшееся, бесформенное существо, и я с ужасом понял, что это мой коллега, с которым я встречался на конференции несколько лет назад, опытный спортсмен.

— Мой брак распался, — сообщил он. — Это было отвратительно. Я встречался с другими женщинами. Потом штаб-квартира приказала мне закончить задание и возвращаться сюда. Я пытаюсь понять, что делать дальше. Я долгое время находился в состоянии сильного стресса; я не чувствовал себя здоровым и, наверное, позволил себе немного потерять форму.

Я отошел на несколько каморок и увидел Мартина.

— Осторожнее с этим парнем, — сказал он. — Он сказал своим подружкам, что работает на ЦРУ. В штаб-квартире считают, что он также сообщил им личности некоторых других наших коллег. Подружки не являются гражданками США. Похоже, все, кто работал с ним, получат билет в один конец. Этот парень доставляет много неприятностей многим людям.

Мартин только недавно оправился от перелома ключицы и сотрясения мозга.

— Я получил травму, прыгая на банджи с моста, — сообщил он. — Сильно ударился и повредил запястье. Я не мог понять, что пошло не так, потому что я всегда использую трос одной и той же длины в одной и той же точке моста. Через месяц я снова прыгнул с того же моста, и на этот раз ударился очень сильно. Тогда я и получил травму. Мне потребовалось время, чтобы понять, в чем дело: я набрал пятьдесят фунтов, поэтому падал быстрее и сильнее, чем мог выдержать трос.

Не умея печатать, он надиктовывал жене отчеты об операциях.

— Мой шеф был в ярости, когда узнал, что мои отчеты печатает жена. У нее не было никакого допуска к секретным сведениям, и он обвинил меня в том, что я посвятил супругу в таинственные тайны. Но штаб-квартира пришла на помощь и сообщила моему начальнику, что для сотрудников, работающих под неофииальным прикрытием, ситуация иная. Там ему сказали, что нашим супругам разрешен более широкий доступ в зависимости от ситуации. Поскольку никого из сотрудников Управления рядом не было, она могла печатать мои отчеты.

В этом он был прав. Я обсуждал операции с женой всякий раз, когда мне требовалось альтернативное мнение.

Работа Мартина не была похожа на веселье. Его начальник заставлял его каждый день отправлять почасовой отчет о проделанной работе.

— Мой босс отошел от вопроса о том, что моя жена печатает отчеты, но, должно быть, злость осталась, потому что он также сказал мне, что я не умею хорошо писать и здесь, в штаб-квартире, должен пройти курс повышения квалификации.

Именно этим Мартин и занимался в тот день — корпел над упражнениями по набору текста, которые часто поручают новым стажерам. Казалось, у него нет другой цели, кроме как