Стёжки - Эльжбета Чегарова
Я же получила от нашего общения куда более значительные дивиденды. Когда мы встретились, я была всего лишь одаренной, трудолюбивой и выносливой. Когда мы разошлись, я стала уверенной, решительной и независимой. Для того чтобы поехать в Париж или куда бы то ни было, мне уже не нужна чья-либо поддержка, я перестала робеть в присутствии великих и научилась говорить нет. За это Филипенко большое спасибо. И за стихи и море.
83
Про борьбу с робостью я вспомнила недаром – крайне полезный навык для человека, который хочет стать успешным дизайнером. Про великих, конечно, громко сказано, но сюда входят богатые, всесильные и знаменитые, все те, рядом с которыми ведешь себя как олух. Чтобы осваивать чужие миллионы, нужно по крайней мере быть уверенным и держаться в своей тарелке.
В две тысячи пятом я все еще робела от громких имен, поэтому позвала Филипенко сопроводить меня в гости – нужно было снова познакомиться с двоюродным братом, слава которого бежала впереди нас с самого детства. Мы внуки одного деда. Когда Сереже было три года, генерал подарил ему живого коня и ружье «Монтекристо». Меня с Никой дед не дождался, умер за два года до нашего рождения. В целом мы знали о существовании друг друга, Сергей бывал на Лесном в начале семидесятых, когда учился в Москве. Я этой встречи не помню, но кукла в украинском венке, которую он подарил, была точно.
В восемьдесят шестом мы с курсом ездили в Москву, двадцать девочек – будущих модельеров и преподаватель рисунка Илья Борисович. Мы называли его Тюбиком за невероятное сходство с художником из Цветочного города, он носил точно такой же берет, да и прически у них были на один фасон. В Манеже проходила какая-то крупная выставка. Мы ходили от стенда к стенду, рассматривали картины, как вдруг я увидела работу Сергея (встречала ее прежде в альбоме у отца среди работ Якутовичей).
– А это мой брат, – показала я на огромное полотно. Черно-белое месиво из людей в лодке, водоворот борьбы.
Тюбик схватился за волосы:
– Потрясающе! Ты должна меня с ним познакомить! Он великий художник, он гений. Обещай!
– Он в Киеве живет, – пыталась я отвертеться. Как после этого говорить, что сама не слишком-то знакома с Сергеем? И потом еще много раз пожалела, что хвасталась знаменитым братом. Все-таки, когда сдаешь рисунок на оценку, лучше обойтись без удручающего сравнения.
Так вот, я ерзала: ну что я приеду как бедный родственник, здравствуйте, Сергей, я ваша сестра. Зачем? Долго откладывала, но как-то в порыве решимости попросила отца договориться и прилетела в Киев.
Они приняли нас у тети Аси[9], но встреча, поначалу настороженная, так быстро переросла в радостную семейную попойку, что на следующий день Сергей пригласил в свое отечество – так он называл мастерскую на Горького, 106. Большое помещение с огромными окнами на последнем этаже дома напоминало музей, я сразу «пошла на экскурсию» – офортный станок, награды, архив, множество работ и… старинная деревянная статуя Иисуса Христа. Я остановилась перед ней, открыв рот. Сергей рассказал, что нашел ее на Гуцульщине. Дядя Жора тогда работал над фильмом «Тени забытых предков» и взял его, одиннадцатилетнего, с собой на съемки. Они провели там несколько месяцев. Однажды от скуки Сергей бродил по стежкам в лесу и вдруг заметил в зарослях травы деревянный крест с распятым богом. Несмотря на то что штуковина была почти в человеческий рост, притащил ее домой. Параджанов[10], увидев деревянного Иисуса, страшно обрадовался и включил его в свой фильм. После съемок режиссер сказал: «Ты ее нашел, должен и хранить», – Якутовичи привезли статую в Киев, с тех пор она в семейной мастерской.
На стене висело большое полотно с генеалогическим деревом наших предков. Почему я постеснялась сфотографировать? Может, думала, еще не раз увидимся. Мы с братом тогда, казалось, накрепко подружились.
84
В феврале позвонила Оля. Если бы можно было собрать в одном человеке все лучшие качества, то воплощением женского эталона могла бы стать жена Сергея. Мягкая, добрая, с непременной улыбкой, Оля служила проводником между непростым, даже нелюдимым, гением и остальным миром.
– Элечка, я с грустной новостью. Умер ваш дядюшка Мишель. – Ее голос звучал как колокольчик.
– Какой дядюшка Мишель? – растерялась я.
– В Париже, ваш дядя. Такая печальная новость, его похоронят в понедельник, на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.
– Ничего себе! – изумилась я. Мы никогда не слышали, что у нас существовал такой родственник. – Я сейчас посмотрю билеты, в понедельник во сколько? Я, наверное, успею, хочу слетать.
– Как? – в свою очередь ахнула Оля. Мне показалось, ее пихнули в бок. Она смешалась и от неловкости скомкала разговор. – Зачем ты поедешь? Как же жаль, не стоит тратить деньги, извини, наверное, не следовало тебя беспокоить.
И повесила трубку.
85
В две тысячи пятом я работала с квартирой большого милицейского начальника. Началось с мелочи – меня пригласили помочь с цветом стен. Раевский (назову его так; хотя он давно отстранен от занимаемой должности, осторожность не повредит), как часто бывает у важных чиновников, не занимался поиском дизайнера для создания проекта, а подрядил на отделку своей старой квартиры на Съезжинской строителей, которые были ему чем-то обязаны. Плюс у него имелся друг-одноклассник, продающий итальянскую мебель.
Когда перед прорабом встал вопрос, в какой цвет красить стены, генерал Раевский удивился: что, тебе некого спросить? Позови дизайнера.
Прораб Эдик зашел в магазин красок, спросил, нет ли у них контактов дизайнеров, и вытащил из предложенной стопки первую попавшуюся визитку. На ней было написано «Эльжбета Чегарова».
Вопрос с цветом стен мне не казался таким простым, как Эдику, нужно было изучать купленную мебель. Выяснилось, что мебель еще не выбрана, и мне пришлось этим заниматься. Сначала я отговорила Раевского от