Допинг. Запрещенные страницы - Григорий Михайлович Родченков
После защиты диссертации я стал старшим научным сотрудником, зарплата выросла со 170 рублей до 300, но инфляция не дала почувствовать прибавку. Тут надо отдать должное Сычу, он утвердил нам ночные дежурства в лаборатории «для обеспечения бесперебойной круглосуточной работы оборудования». Разделив ночные дежурства на всех, кто работал на приборах, мы получили по три ночёвки в лаборатории в месяц. Ночные часы оплачивались в двойном размере, и зарплата возросла в полтора раза.
Как-то раз мы с Португаловым вспоминали Игры доброй воли и наше сотрудничество с США, но Сергей резко сменил тему и сказал, что всё это в прошлом, впереди, в 1992 году, Олимпийские игры в Барселоне и все западные спортсмены в циклических видах спорта готовятся на ЭПО — рекомбинантном эритропоэтине. Всего несколько инъекций ЭПО повышают выносливость благодаря увеличению эритроцитарной массы крови, переносящей кислород. Кислород нужен для работы мышц, где в митохондриях во время нагрузки происходят окислительно-восстановительные процессы, за счёт чего вырабатывается энергия. ЭПО был очень дорогим препаратом, но Португалов нашёл в Москве то ли клинику, то ли институт, где расфасовывали по ампулам бельгийский эритропоэтин. Одна ампула должна была содержать 8000 единиц ЭПО, это довольно большая доза, но по факту ампула содержала тысяч пять или меньше — туда тоже докатилась перестройка, рубли ощутимо просели, и персонал стал подворовывать, то есть разбавлять посильнее, а левые ампулы продавать на сторону. Теоретически рынок сбыта был широким и глубоким, но уличного спроса на ЭПО не было; да и сами ампулы выглядели кустарно, даже страшновато. Чтобы такое продать спортсменам уровня мастера спорта и выше, надо было уметь говорить с ними на одном языке, знать спорт изнутри и убедительно позиционировать новый препарат. В итоге производители вышли на Португалова, сообразив, что без него не обойтись.
Я всегда любил новые допинговые препараты как с практической, так и с научно-исследовательской стороны: спортсмены применяют, мы анализируем их мочу, изучаем метаболизм и отрабатываем процедуру определения. Однако молекула ЭПО огромная, её молекулярная масса в 50–100 раз превышала определяемые нами допинговые соединения, называвшиеся small molecules — маленькими молекулами. В случае эритропоэтина мы столкнулись со сложным полипептидным соединением, причём в разных местах обвешанным гликозидами (сахарами) и сиаловыми кислотами — их комбинации называются изоформами; в природе изоформ человеческого ЭПО много, кажется, двенадцать или четырнадцать. В то время ни одна лаборатория допингового контроля не могла определять ЭПО в моче, да какая там моча, лаборатории даже содержимое ампулы не могли проверить и определить, есть там ЭПО на самом деле или это пустышка. До реального (честнее будет сказать — мало-мальски надёжного) определения эритропоэтина оставалось ещё двенадцать лет. Португалов понял, что в спорте наступил золотой век эритропоэтина, когда спортсмены будут устанавливать мировые рекорды и выигрывать Олимпийские игры и чемпионаты мира без оглядки на допинговый контроль.
Вот так проходила борьба с допингом в спорте. Правда, в то время про эту борьбу почти не вспоминали; нынешних глупостей и наглого вранья в печати и по телевизору не было. Я не помню и даже представить себе не могу, чтобы допинговые темы обсуждали такие люди, как Марат Владимирович Грамов или Василий Викторович Громыко. Но вполне представляю, что, если бы журналисты спросили у них про допинг, они бы жёстко ответили: это вам ещё зачем? Кому это нужно? Вам что, ребята, больше писать не о чем? Только через много лет, в 2004 году, после серии допинговых скандалов на Олимпийских играх в Афинах, единственный раз вырвался крик у номенклатурной души: не выдержал Анатолий Иванович Колесов, в то время заместитель председателя Госкомспорта. Видя развал спортивной науки и оскудение тренерских кадров, он на коллегии в Олимпийском комитете из бездны воззвах: когда вы наконец перестанете дни считать и начнёте серьёзно тренироваться и готовиться? «Дни считать» — имелась в виду подготовка на анаболических стероидах и расчёт сроков выведения, за сколько дней до главного старта следует прекратить приём. Через несколько лет после этого Колесов умер.
Но вернёмся к эритропоэтину. Я объяснил Сергею Португалову, что эритропоэтин никто не определяет, но нам бы сперва убедиться, что в самой ампуле нет ничего допингового. Напрямую анализировать содержимое неизвестной ампулы нельзя, ибо нет ничего вреднее для чувствительного хромасса, чем вводить в него неизвестно что, можно загрязнить дорогостоящий прибор. Все методики определения допинговых соединений в моче ориентированы на поиск метаболитов, конечных продуктов биотрансформации в организме человека. Поэтому в этой жизни нет ничего лучше, чем человеческий организм, мощный фильтр, будто специально созданный природой для тонкой очистки исследуемого объекта перед анализом на дорогостоящем оборудовании, будь то таблетка, ампула, напиток или спортивное питание. Решили, что надо срочно пропустить эритропоэтин через организм спортсменов, проколоть несколько инъекций и собрать мочу, чтобы убедиться, что в ампулах всё чисто, опасных примесей нет.
Спортсменов посадили на классическую схему по бюджетному варианту — эритропоэтин был дорогим удовольствием, 25 рублей ампула. Три ампулы применяли в течение трёх недель, причём содержимое вводили в два приёма, набирали по половинке ампулы в два шприца, вторую порцию вводили через два дня. Эффект был приличный, спортсмены были довольны, мочу мне привезли, я сделал анализы — и какой ужас, чего там только не было: станозолол, оксандролон, местеролон (Провирон). И как теперь понять, от чего именно так хорошо бежится или плывётся? Но вряд ли в ампулах могли быть анаболики, на вкус там был водный раствор, а для растворения анаболиков нужна масляная среда или спиртовой раствор, однако спиртовой раствор для инъекций не применяется, жжение и боль будут дикими. Спортсмены сознались в приёме анаболиков, да и без них я знал, что ни один спортсмен уровня сборной для чистого эксперимента не подходит. Надо было найти кого-то действительно чистого и не замазанного, чтобы понять, как эритропоэтин работает в одиночку, то есть при схеме соло.
Этот эксперимент не был развлечением. Всё было очень серьёзно: после оглушительного провала Бена Джонсона в Сеуле эпоха станозолола завершалась. Вводился внесоревновательный контроль, совершенствовались методики, шёл целенаправленный поиск новых метаболитов анаболических стероидов. Сроки определения после окончания приёма постоянно увеличивались. Шёл поиск новых препаратов
