Бездомные девяностые. Разговор с великим бомжом. Подлинная история ЦБФ «Ночлежка», рассказанная ее основателем - Валерий Анатольевич Соколов
У меня уже был лейбл “Свободный полет” – и четыре раза мне удалось провести в клубе “Спартак” фестивали “Свободный полет” при информационной поддержке “На дне”. На одном из них с “Ночлежкой” мы сделали акцию под лозунгом “разденься сам, одень другого” – имелось в виду, что принеси свою одежду и отдай ее, а мы передадим ее бездомным».
Мы развлекались и делали интересный для читателя контент.
Лариса Петрова, автор и фотограф «На дне»:
«Как я дошла до жизни такой, что оказалась “На дне”? Все очень просто. Я училась на факультете журналистики и проходила практику в одной из питерских газет. Как и большинство журналистов, я мечтала найти горячую тему и прославиться. И вот однажды получила по факсу пресс-релиз из “Ночлежки”. Я и подумать не могла, что что-то подобное существует в конце ХХ века в Петербурге, а не в пьесе Максима Горького или в мире Дикого Запада.
Честно говоря, проблемы бездомных тогда меня вообще не волновали. Ну, спят какие-то люди на улице, просят копеечку – кого этим удивишь в 90‑е? Сами виноваты. Так думала не только я, но и большинство моих соотечественников, которых эта беда не коснулась. Но профессиональное любопытство взяло верх. Так отличница журфака СПбГУ пришла на Пушкинскую, 10. Это было сильно! Питер в те годы “боролся” за статус криминальной столицы, но то, что я увидела, в двух шагах от более-менее прилизанного Невского, вызвало шок. Люди в поношенной одежде стояли в очереди за стаканом бульона и куском хлеба. Обычные, нормальные, не похожие на кинематографических бродяг и люмпенов… От этого веяло такой безнадегой, что я просто расплакалась.
До сих пор помню старичка, которого не хотела забирать “Скорая”. Он сидел у походной кухни во двое Пушкинской, 10 и смотрел в одну точку, точнее – в белый пластиковый стаканчик с чаем. Рядом с кем-то по телефону ругался Валерка Соколов. На мой вопрос о том, неужели человека могут оставить умирать на улице, он резко сказал: “Вы, девушка, вообще ничего не понимаете – это для нашего государства нормально!”
Второй шок, который я испытала, вызвали фантастические люди, которые помогали бездомным. Теплые, добрые, веселые, готовые поделиться последним куском. В “Ночлежке” мне так понравилось, что я с удовольствием приходила в подвал на Пушкинской собирать материал для статьи. Так продолжалось больше месяца. Ничего я в итоге не написала, просто не понимала, с какой стороны подойти к этой глобальной теме. От стыда перед новыми друзьями я стала им помогать в реальной работе. В конце концов мне сказали: “Может, ты к нам уже пойдешь работать?” Я подумала, что раз я пока не смогла ничего написать толкового, может, более глубокое погружение в тему пойдет мне и человечеству на пользу.
Моя первая должность называлась очень странно – фотограф-секретарь. Дело в том, что я увлекалась фотографией, а здесь материала для съемок было предостаточно. В перерывах отвечала на телефонные звонки, помогала раздавать одежду и еду бездомным и часами слушала их истории. Как раз тогда начала создаваться газета “На дне”, и редакции потребовался журналист.
Наша легендарная редакция была настоящей семьей! В отличие от других СМИ, там не было цинизма, конкуренции и прочих прелестей нашей профессии. Плохие люди “На дне” не приживались! Напротив, мы всегда выручали друг друга как могли. Я, как и подопечные фонда, не имела своего жилья и прописки и некоторое время жила у своих коллег, за что им до сих пор очень благодарна.
А какие люди помогали делать нашу газету совершенно бесплатно! Великий социолог Яков Гилинский, директор Института национальной прессы Анна Шароградская, писатель Александр Покровский, журналисты Галина Артеменко, Слава Гуляев, Максим Поляков… и даже принц Майк Кентский, с которым мне довелось посидеть за одним столом и даже выпить водки. Перечислять всех, кто поддерживал нас, можно очень долго.
Работа “На дне” была похожа на приключенческий фильм. Например, однажды мне и Андрею Усову предложили поехать в Ирак… на день рождения Саддама Хуссейна. Тогда это была одна из самых загадочных стран, где происходили тектонические сдвиги мировой истории. И мы полетели туда, не помня себя от счастья!
Две недели, которые мы провели в Багдаде, изменили мой взгляд на многое. Удивило, насколько там хорошо относились к России. В отелях и магазинах можно было увидеть портреты Жириновского, который был для иракцев синонимом страны. Мы встречались с иракскими чиновниками высочайшего ранга и ооновцами. Министры вели себя предсказуемо и ясно давали понять, что санкции США бьют по народу, а не по властной элите. В те годы на один доллар США можно было купить 300 литров бензина. И то, что нам преподносили как борьбу за демократию и мир, на самом деле было борьбой за нефть и другие сокровища древней страны. Тогда это вызвало шок, сейчас подобная подмена понятий – норма глобальной политики.
В миссии ООН дали нам отчет, в котором было указано, что никаких секретных объектов Саддама Хусейна с химическим или ядерным оружием не обнаружено. Ох, как же после этого хотелось рассказать миру правду! Но в то время в СМИ про Ирак можно было писать только мемуары туриста, да и у меня не хватало мозгов и храбрости, чтобы лезть в высокую политику. Но даже я понимала, что других оснований, кроме захвата нефти, для вторжения в Ирак у США не было. Тем более не было надобности использовать снаряды с урановой начинкой и фосфором, после которых в стране был резкий всплеск онкологических заболеваний.
В те годы “На дне” была единственной газетой, в которой можно было написать об умирающих от рака детях, которых мы видели в больницах Ирака, и других результатах липовой демократизации.
Друзьями Саддама Хусейна мы так и не стали, а вот в иракской полиции побывать довелось. Но это уже совсем другая история.
Я благодарна судьбе за этот странный факс из “Ночлежки”, который круто изменил мою жизнь. Отношение
