Одинокий мальчишка. Автобиография гитариста Sex Pistols - Стив Джонс
Ребята из группы редко приводили своих девушек, потому что, видимо, знали, что я все равно их всех отжарю. От меня на тот момент уже все этого ожидали. Поэтому, конечно же, я принял удар на себя и трахнул старушку Нэнси. Было это в небольшой комнатке, в которой я иногда оставался в доме карлицы Хелен, буквально за углом от Белл-стрит. Хелен была прикольной – ей приходилось, потому что, не считая ее, я питал по отношению к карликам некое предубеждение; у меня от этих пизденышей башка кружилась. Но с ней мне реально нравилось зависать. Мы с ней не трахались, она была очень милой девчонкой. Я ходил к ней, и мы курили траву, слушали старые песни 1950-х; у нее дома я чувствовал себя в безопасности. Интересно, где она сейчас, – надеюсь, у нее все хорошо.
Но вернемся к Спанджен. Не знаю, зачем я это делал, – трахать чужих девушек было моей навязчивой идеей, необъяснимым влечением. Не для того чтобы одурачить Сида – вряд ли он об этом знал, и сомневаюсь, что он парился бы, если бы и узнал, – в нем была какая-то бисексуальная энергия. Нэнси была настолько плаксивой, что я просто не понимал, что он в ней нашел, – казалось, в ней не было нормальных человеческих качеств. Поэтому мне отчасти было любопытно попробовать и узнать для себя. Я избавлю тебя от вопиющих подробностей, просто чтобы доказать, что есть еще в мире рыцари.
Но, похоже, был (и есть) человек, которого ненавидели еще больше Нэнси, – Ричард Брэнсон. Правда, у меня с ним не было никаких проблем. Он единственный из всех боссов лейблов, с кем реально можно было поговорить. Все остальные были просто мужиками в костюмах, которых ты никогда не видел, и, возможно, если бы вдруг ваши дорожки пересеклись за пределами офиса, они бы даже перешли на другую сторону улицы, лишь бы избежать с тобой встречи. И хотя Брэнсон был богатеем из частной школы, он, безусловно, оказался доступным и общительным. Мы прокатились на его корабле возле района Мейда-Вейл[119], и ему, похоже, было все равно, что мы стебемся над его внешним видом, называя «Кетвизлом[120]». Спасибо ему, что он нас еще и подписал, потому что многие другие старомодные консервативные лейблы не рисковали даже трогать нас палкой, обмазанной дерьмом, и если бы не Брэнсон, альбом Never Mind the Bollocks…, возможно, никогда бы не обрел свое пристанище.
Не знаю, считал ли Макларен, что Брэнсон может облапошить, но Virgin были единственным лейблом, которые нам не отказали. Они были не идиотами – предвидели крах Берлинской стены. Хорошо, что мы были друг другу нужны, потому что несколькими годами ранее они добились успеха, выпустив альбом Майка Олдфилда Tubular Bells, а потом просто слили все бабки на всякое джазовое проговое дерьмо вроде групп Henry Cow и Стивена Хиллиджа… Вот кого Сид должен был порезать стеклом. Его или Рика Уэйкмана, который был легкой добычей в своей накидке.
Каким бы ни был коварный план Малкольма, как только все накроется пиздой и Макларен выйдет из игры, хитрец Брэнсон будет смеяться последним, наводнив музыкальный рынок некачественным продуктом под вывеской Pistols.
Но я не держал на него зла, потому что компании звукозаписи должны извлекать выгоду из своих средств – и Малкольм, будь у него шанс, поступил бы еще хуже. Полагаю, в некоторой степени он так и сделал, выпустив фильм «Великое рок-н-рольное надувательство».
Спасибо лейблу Virgin, что они утвердили наш выбор Криса Томаса в роли продюсера альбома и не лезли в процесс, и мы с Куки как музыканты это, безусловно, оценили. Never Mind the Bollocks… звучит настолько узнаваемо во многом потому, что обычно группы начинают записывать сначала ритм-секцию – бас и барабаны, – а потом добавляют гитару, но поскольку мы с Куки знали друг друга очень хорошо и не валяли дурака, то и начали запись с гитары и барабанов, а сверху наложили бас. «Anarchy in the UK» – единственная песня на альбоме, где на басу Мэтлок и мы играем втроем, но даже тогда мы были настолько сосредоточены, что разницы не слышно.
Поскольку многие панковские и постпанковские группы гордились тем, что не умеют играть, некоторые, возможно, не понимают, насколько мы, черт возьми, были натасканы. Мы не заваливались в студию Wessex Studios и не говорили: «Ура! Давайте сделаем это». Мы не только постоянно ржали и валяли дурака. Мы никогда не хотели, чтобы инструменты звучали лажово, – весь этот элемент «да так любой может» полностью нас миновал. На самом деле в студии мы с Куки реально были предельно сосредоточены. Если иногда он слегка отставал, я говорил: «Бля, давай попробуем еще раз». И я провел с Крисом Томасом несколько часов, с огромным удовольствием дублируя гитарные партии. Он и звукоинженер Билл Прайс всегда стремились экспериментировать, чтобы все звучало правильно, в тему, и не ставить гитарный кейс возле усилителя, чтобы «утяжелить» звучание гитары. Пошел ты на хер, Фил Спектор[121], мы проедемся на танке через твою стену звука, а поверх нее возведем еще более мощную.
Все это стало возможным только благодаря тому, что мы с Куки были сами себе хозяева. Не успев прийти в группу, Сид на довольно долгое время загремел с гепатитом в больницу и оказался не у дел, и, честно говоря, это стало настоящим спасением, потому что я смог поиграть на басу. Надо было госпитализировать его навсегда. К сожалению, когда ему стало лучше, он по-прежнему хотел играть. Можно услышать, как его бас попердывает в песне «Bodies» – мы записали две басовые дорожки, чтобы убедиться в том, что его точно будет слышно, – но, я думаю, это единственная песня, где его реально можно узнать.
То, что Роттен оставил нас в покое, – еще большее чудо: чем меньше он лез в музыку и просто писал тексты, тем лучше мы звучали, и ему, безусловно, не требовалась наша помощь с лирикой (разумеется, после того как «Lazy Sod» направила его в нужном направлении). Он никогда не доверял свои тексты другим – Джонни стал чересчур держать все под контролем.
Крис Томас был для нас лучшим возможным примером того, как создать творческую атмосферу. Он выслушивал мои идеи: «А что, если здесь я сыграю так?», и, когда пришло время мне сыграть на басу, он давал полезные советы. Мне безумно понравилось накладывать гитарные партии – охренительный опыт, возможно, даже лучшее, что случилось со мной за время пребывания в группе. Не было еще никакой известности, всего этого безумия, мы просто сидели в студии и вкалывали, пытаясь сделать отличную пластинку.
Чего мне не понравилось, так это настраивать гитары. Вот это единственное казалось мне тяжелой работой, и Крис вечно меня заставлял делать это самому, чего я терпеть не мог. К счастью, у меня был тюнер-стробоскоп, который я спиздил, как это ни иронично, у давнего друга мистера
