Коллаборационисты. Три истории о предательстве и выживании во время Второй мировой войны - Иэн Бурума
2. Стокгольм
Летом 1943 года смену обстановки после сокрушительного поражения немцев в Сталинградской битве заметил не только Вайнреб. Ощущение, что Германия может проиграть войну, сказывалось повсюду, не в последнюю очередь в нейтральной Швеции. Отказ от участия в войне и при этом помощь нацистской Германии имели свою цену, и некоторые шведские чиновники не на шутку забеспокоились.
Шведское коалиционное правительство из либералов, левых и консерваторов под руководством премьер-министра социал-демократа нельзя было назвать пронацистским. Но многие шведские политики и бизнесмены больше опасались Советского Союза, чем гитлеровской Германии. Поэтому уже давно существовало соглашение: Швеция сохраняет нейтралитет, но при этом поставляет Германии железную руду и позволяет невооруженным немецким войскам пересекать страну на пути в оккупированную Норвегию и обратно. В 1941 году Швеция нарушила правила нейтралитета, расширив эти привилегии и на вооруженных немецких солдат. При этом границы Швеции были закрыты для евреев, которые пытались бежать из Германии и соседних скандинавских стран до конца 1942 года, то есть буквально до момента, когда немецкий план потерпел неудачу.
Не все в Швеции были рады сближению с Третьим рейхом. Тщательно соблюдая формальный нейтралитет, правительство старательно следило, чтобы общественное мнение не обратилось против Германии. Статьи о преступлениях нацистов – «пропаганда жестокости» – подвергались цензуре. Газеты левого толка, печатавшие истории о пытках и убийствах, которые совершали немцы в Норвегии, конфисковывались. Изъяты были также тиражи опубликованной осенью 1942 года книги «Муки Польши» (Polens martyrium), где подробно описывались ужасы, обрушившиеся на эту страну[136].
О кошмарах в Польше рассказывали несколько отважных шведских бизнесменов, живших в Варшаве. В ужасе от увиденного они сотрудничали с польским Сопротивлением, ввозя в страну деньги и вывозя информацию. Семерых из них немцы арестовали летом 1942 года. Четверо получили смертный приговор.
На сцену вновь выходит Феликс Керстен. Он утверждает, что о помощи его попросил берлинский адвокат Карл Лангбен, вызвавшийся добровольно защищать «варшавских шведов» в суде. Лангбен был одним из пациентов Керстена. Весьма обеспеченный, консерватор, член нацистской партии с 1933 года, Лангбен подружился с Гиммлером в середине 1930-х годов; их дочери учились в одном классе в Берлине. Несмотря на дружбу с главой СС, жестокость нацистского режима вызывала у Лангбена беспокойство. Колеблясь между свитой Гиммлера и диссидентами среди нацистских бюрократов и военных, Лангбен в последние годы войны предпринял несколько попыток понять, можно ли убедить британцев и американцев перейти к переговорам о взаимовыгодных условиях мирного соглашения. Гиммлер об этих попытках знал, но не брал на себя никаких обязательств. Лангбен поплатится за это позже.
После разговора с Керстеном о варшавских шведах Лангбен отказался браться за это дело. Шведами интересовался также Вальтер Шелленберг, хитроумный начальник разведки Гиммлера. Он стремился угодить шведскому правительству, отчасти чтобы гарантировать непрерывность поставок железной руды, отчасти потому, что он, как и Лангбен, уже думал о том, как добиться мирного соглашения с союзниками так, чтобы это пошло на пользу Германии, Гиммлеру и ему самому. Заявление Керстена, что Шелленберг, преданный офицер СС с 1933 года, «искренне выступал против нацистской системы», представляется плодом фантазии Керстена, но фанатиком он не был, он просто хотел выжить.
Керстен принимал участие в ряде таких попыток, как он сам рассказывает, в одной из главных ролей, а в глазах других действующих лиц вроде Шелленберга – просто как посредник. У Керстена были свои причины проявлять в этом деле инициативу. Ему нужно было создать в Швеции базу, обеспечить себе и семье безопасное укрытие в случае поражения Германии. Так началась новая фаза его коллаборационизма. Шведам нужно было дистанцироваться от немцев. Шведы требовались Керстену для протекции. Керстен Шелленбергу – для знакомств. И оба не могли обойтись без Гиммлера, который бы спасал их от когтей других нацистских боссов, например Эрнста Кальтенбруннера, который возглавил Главное управление имперской безопасности после убийства Рейнхарда Гейдриха. Кальтенбруннер, суровый австриец с боевыми шрамами на лошадином лице, с огромным подозрением относился к ловким международным дельцам вроде Шелленберга и Керстена, чье влияние на Гиммлера он осуждал. Любая попытка заключить мир с союзниками отдавала «пораженчеством». Многих приговаривали к виселице и за меньшие проступки.
На самом деле Кальтенбруннер тоже готов был осторожно прощупать почву на предмет мирного соглашения, только в его случае с Советским Союзом, рассчитывая посеять вражду между русскими и их западными союзниками. Гиммлер же ненавидел русских почти так же люто, как евреев. Если предстояло заключать соглашение, то с «англосаксонскими расами», чью кровь он уважал. Судя по всему, он даже говорил Керстену, что при смешении немецкой и англосаксонской крови может возникнуть более великая арийская раса. Но Гитлер был непреклонно настроен сражаться до последнего, а Гиммлер не собирался ему перечить, по крайней мере не в данный момент.
Отчасти Керстен повлиял на согласие Гиммлера спасти четырех варшавских шведов от казни. Связано ли его решение с тем, что золотые руки Керстена делали жизнь рейхсфюрера более сносной, или с тем, что он не хотел беспричинно портить отношения со шведами, не ясно. Как бы то ни было, шведское правительство было благодарно Керстену за содействие. А Керстен получил отличное вознаграждение от работодателя варшавских шведов: тот заплатил за его услуги 55 тысяч шведских крон[137]. Этот большой начальник Якоб Валленберг был еще одним влиятельным человеком в жизни Керстена. Глава крупнейшего банка и многочисленных компаний в Швеции, Валленберг поддерживал тесные связи с рядом нацистских руководителей, в том числе с Германом Герингом. Его банк делал бизнес на награбленном нацистами золоте. Валленберг занимал прогерманскую позицию, но, как и Карл Лангбен, поддерживал связи с консервативными антинацистскими диссидентами в Германии[138].
По прибытии в Стокгольм в сентябре 1943 года Керстена встретил Кристиан Гюнтер, консервативный министр иностранных дел. Он сказал Керстену, что нужно как следует постараться и добиться у Германии освобождения скандинавских заключенных из тюрем и концлагерей. В мемуарах Керстен списывает это на «шведские традиции гуманности и нейтралитета»[139]. Возможно, но если так, почему же Швеция закрывала границы для отчаявшихся еврейских беженцев до 1942 года? Редкий случай, когда более подробный рассказ, изложенный доверчивым французским биографом Керстена Жозефом Кесселем, звучит более правдоподобно. По версии Кесселя, Гюнтер пожаловался, что союзники настаивают, чтобы Швеция вступила в войну на их стороне. Он
