Допинг. Запрещенные страницы - Григорий Михайлович Родченков
В августе состоялся 7-й чемпионат мира IAAF по лёгкой атлетике в Испании, в Севилье. После двух крайне неудачных чемпионатов мира, когда оба раза было завоёвано лишь по одной золотой медали, главным тренером сборной назначили Валерия Георгиевича Куличенко. И Куля, он же Пиночет, как называли его за глаза из-за его больших затемнённых очков, команду подготовил: в Севилье выступили прилично, завоевав шесть золотых медалей. Правда, одну золотую медаль потом пришлось вернуть. Впервые на допинговом контроле попался ученик Виктора Чёгина, 36-летний победитель захода на 50 км Герман Скурыгин. По итогам невероятной карьеры Виктора Чёгина, лучшего, без сарказма или кавычек, тренера России, были дисквалифицированы более 30 мордовских ходоков, но Чёгин все свои награды и ордена сохранил.
Тогда этот первый звоночек расценили как досадную случайность. В пробе Скурыгина обнаружили хорионический гонадотропин (ХГЧ), инъекции распространённого пептидного препарата, поднимающие уровень выработки собственного тестостерона. Сергей Португалов вёл длительную переписку с IAAF, защищая ходока, но медаль не отстоял. В 2003 году Скурыгин выйдет из дисквалификации и завоюет в Эдмонтоне серебряную медаль чемпионата мира с рекордом России — и через несколько лет умрёт.
7.6 Создание ВАДА
Именно в ноябре 1999 года было создано Всемирное антидопинговое агентство — ВАДА. Был бы жив профессор Манфред Донике, такого никогда бы не случилось и уж точно агентство не возглавил бы такой человек, как Ричард Паунд. Правда, в 1999 году невозможно было представить, что на смену Паунду придут ещё более никчемные и неквалифицированные президенты, по сравнению с которыми Дик Паунд выглядит титаном и гением. Эти события показали, в какой тупик зашёл Международный Олимпийский комитет, почти всухую проиграв борьбу с допингом, но потрясая для самооправдания скальпом Бена Джонсона — этой лучшей рекламой станозолола, моего любимого анаболического стероида. Впрочем, об этом скучно писать по-новому, лучше процитирую свою статью 2004 года:
В 2000 году Самаранч уходил с поста руководителя МОК и был искренне озабочен тем, чтобы передать весь олимпийский спорт своему преемнику в наилучшем виде. Этим преемником стал Жак Рогге из Бельгии. А на выборах ему проиграл канадец Ричард (Дик) Паунд, основатель и президент ВАДА. Через четыре года, накануне Олимпиады в Афинах, он издал свою книгу Inside Olympics (Олимпийское движение изнутри), John Wiley &Sons, Toronto, 2004, 288 стр., где третья глава, это страницы с 49 по 87, посвящены борьбе с допингом и истории образования ВАДА.
Ричард Паунд считает, что спортсмен, победивший с использованием запрещённых препаратов, совершает экономическое преступление, так как забирает призовые и спонсорские деньги, которые должны достаться другому, а не ему. Так следует из его книги, вышедшей накануне Олимпиады. Риторика прежних времён, что, дескать, допинг вредит здоровью спортсменов, уже отсутствует, то есть Паунд, сам бывший пловец и участник олимпийских финалов, понимает, что именно забота о своём здоровье и работоспособности заставляет спортсменов применять запрещённые препараты, поскольку их вред или побочные эффекты несопоставимы с той угрозой жизни и здоровью, если тренироваться на современном уровне без употребления фармакологии, повышающей работоспособность и восстановление, но запрещённой к употреблению. Это замкнутый круг, и выбраться из него невозможно, поэтому Паунд аккуратно переносит проблему допинга в экономическую область.
Паунд, понимая, что применение допинга связано с нечеловеческими физическими нагрузками в спорте высших достижений и большими денежными призами, упирает в своей книге на то, что в конечном итоге факт применения допинга составляет экономическое преступление, то есть это кража премиальных и спонсорских денег у честных атлетов. Таких атлетов нужно представить себе в образе ангелов во плоти, кои с доброй улыбкой на лице, ясным взором, при поддержке семьи и друзей дошли до олимпийского финала и претендуют там на победу. Их пытаются обмануть и ограбить другие участники финала, применявшие допинг и как-то проскочившие сквозь сито внесоревновательного тестирования. У них в головах противоположная картина: если вдруг такой ангел с небес, не потративший ни копейки на фармакологическую подготовку (не будем здесь использовать слово «допинг»), вдруг у всех выиграет — то они-то как раз и будут чувствовать себя ограбленными. Спорт — это бизнес, и только целенаправленное вложение средств в подготовку спортсменов, в том числе и в фармакологическую, даёт надежду на их возврат, то есть на победы, получение премиальных и так далее.
Хорошо было написано. Перед ВАДА стояли серьёзные задачи. Ни гормон роста, ни эритропоэтин тогда не определялись, их производство росло, полагали, что треть или даже половина всей выпускаемой продукции используется спортсменами. Переливание крови тоже ещё не определялось. Каждая международная федерация имела собственные антидопинговые правила. В лёгкой атлетике (IAAF) за анаболические стероиды давали четыре года дисквалификации, а в велоспорте (UCI) — три месяца. В 1998 году Педро Дельгадо, победитель величайшей велогонки «Тур де Франс», попался на пробенециде. Этот препарат был запрещён МОК, но не входил в запрещённый список UCI, его то ли пропустили, то ли забыли внести, так что Педро как ехал себе, так и доехал до победного финиша на Елисейских Полях.
И таких чудес в те годы хватало. Помню, наши легкоатлеты вернулись в неизбывной тоске с коммерческих соревнований из бывшей соцстраны, вроде из Венгрии — но не уверен; там их всех на второй день взяли на допинговый контроль, хотя предварительно обещали, что контроля не будет. Все поголовно были на анаболиках, кто во что горазд, от метана до оксаны, и по приезде домой готовы были проститься с прошлой жизнью и идти работать по специальности. Но вот прошёл месяц, прошёл другой — всё тихо, затем ещё месяц, вот уже конец года — и тишина. А дело было в обычной проблеме тех лет — далеко не все пробы, отобранные у спортсменов, попадали в антидопинговые лаборатории. До лабораторий не доходили 15–20 процентов отобранных проб. Одно дело собрать пробы и, поставив в холодильник, забыть про них. Другое дело — оформить все документы, отправить пробы в лабораторию и оплатить счёт за проведение анализов. Пробы можно было выбросить, и об этом никому не становилось известно: программы АДАМС, планов отбора проб и кодов миссий тогда не было и в помине. Потом та же лаборатория могла сделать анализ, но объявить результаты только после совещания с заказчиком. Или вообще сказать, что таких проб она не получала.
Представим на минуту, что после тех соревнований, где у российских спортсменов неожиданно взяли пробы, пришли бы 15
