Валериан Куйбышев. «Буду отстаивать свою программу» - Андрей Иванович Колганов

Однако в цитируемом ниже письме Дзержинский пеняет Куйбышеву как раз на неправильную организацию взаимодействия НК РКИ с проверяемыми ведомствами, которое направлено скорее на то, чтобы «ущучить» руководство ведомства, нежели на оперативное исправление выявленных недостатков:

«13/VII-26 г. ЛИЧНОЕ СЕКРЕТНО. КОПИЯ.

Тов. Куйбышеву.

Дорогой В.В.

Я получил от т. ЧУЦКАЕВА копию его обращения в П/бюро в связи с результатами обследования 14-ти хозрасчетных органов. Я думаю, что методы нашей работы таковы, что мы теряем массу сил, времени и достигаем минимальнейшие результаты – вследствие неправильных взаимоотношений РКИ с другими ведомствами. Нагромождение убийственных фактов, относящихся к совершенно различным учреждениям, в одном докладе, и обнимающих совершенно различное время и полученных в результате долгого обследования, и своевременно не сообщенных тем ведомствам, в пределах которых ревизуемые учреждения находятся – не может дать положительных результатов в смысле устранения и предупреждения зла. Публикация таких собранных и концентрированных фактов наводит неслыханное уныние, ибо нет одновременно уведомления, что это зло, эти факты, замеченные – немедленно устранены, а виновные понесли такую-то кару. Я понимаю такие публикации со стороны РКИ, ибо я против всякого укрывательства, но, публикуя зло – публикуя от имени органов власти – не публикуя одновременно, что зло уже устранено – это демонстрировать свое бессилие. Ведь РКИ – это орган власти. Я понимаю всякие публикации и разоблачения раб и сель и хозкоров – но не органов власти. Это одно. А другое, если бы РКИ, заметивши где-либо, у кого-либо зло, немедленно же сообщило главе ведомства с требованием устранить это зло и сообщить об устранении, тогда результат получился бы совершенно другой. Тогда была бы достигнута быстрота устранения зла. У нас же делается совершенно иначе: замеченное зло держится в тайне, пока все широкое обследование не будет закончено, пока это не пройдет все иерархические инстанции, т. е. выявляется спустя 1/2 года в лучшем случае, после того часто, когда зло уже само исчерпалось.

<…>

13/VII-26 г. Ф. Дзержинский»[363].

А в вопросе устранения недостатков аппарата управления дел было непочатый край. В одном из последних своих выступлений Дзержинский обратил внимание на состояние отчетности. И если Куйбышева в этом вопросе, как было видно из его выступления на XIV съезде, беспокоило то, что отчетность была непомерно раздута, и сбор и анализ ее требовали множества времени и усилий соответственно раздутых штатов, то Дзержинского беспокоило содержание отчетности, ее качество. Он видел, что качество отчетности, вытекающее из безответственности аппарата хозяйственного управления, таково, что на ней нельзя основывать разработку правильных хозяйственных решений:

«Когда я говорил о чрезмерном бюрократическом централизме, я имел в виду и тресты и заводы. Я утверждаю, что цифры, которые дают нам тресты, раздуты, что они фантастичны. Та отчетность, которую мы собираем, есть фантастика, квалифицированное вранье. Дело в том, что у нас нет ответственности за цифры…

<…> При этой системе выходит так, что ты можешь врать сколько угодно. Мы знаем наперед, что ты врешь, и я заранее допускаю, что даются цифры неправильные, какая же тут может быть ответственность!»[364].

Вскоре, не позднее 20 июля 1926 года, Дзержинский вновь направляет записку Куйбышеву, на этот раз с очередным заявлением об отставке. С очередным – потому что незадолго до этого, 2 июня 1926 года, просьба аналогичного содержания была направлена главе советского правительства Алексею Ивановичу Рыкову. В этой же записке чувствуется отчаяние (ведь не Куйбышев был уполномочен решать вопросы отставки с поста председателя ВСНХ) и проступает душевное смятение Дзержинского:

«В.В.

Я так ей-ей не могу быть в ВСНХ. Я умоляю Вас всех снять меня и поставить своего человека, т. е. такого, которому не пришлось бы испытывать столько сопротивления по всякому вопросу.

Ф. Д.»[365].

Интересные здесь проскакивают выражения – «умоляю Вас всех» и «поставить своего человека». А Феликс Эдмундович, выходит, для руководящего большинства, включая и Куйбышева («Вас всех»), не свой или, во всяком случае, не чувствует себя своим? Принимая во внимание, что он политически был целиком на стороне правящей фракции и выступал против всяких оппозиций, приходится признать наличие серьезных расхождений Дзержинского с большинством ЦК если и не по вопросам экономической политики, то, во всяком случае, по вопросам хозяйственного управления.

Душевная боль, которая терзала Дзержинского в тяжелой борьбе с проблемами, стоящими на пути строительства социализма, открыто прорвалась все же на последнем в его жизни выступлении на пленуме ЦК ВКП(б) 20 июля 1926 года, где он открыто обрушился на недостатки бюрократического аппарата и заявил о своих просьбах дать ему отставку:

«А если вы посмотрите на весь наш аппарат, если вы посмотрите на всю нашу систему управления, если вы посмотрите на наш неслыханный бюрократизм, на нашу неслыханную возню со всевозможными согласованиями, то от всего этого я прихожу прямо в ужас. Я не раз приходил к председателю СТО и Совнаркома и говорил: дайте мне отставку или передайте мне Наркомторг, или передайте мне из Госбанка кое-что, или передайте мне то и другое, потому что столько согласований, что нельзя решать вопроса, нельзя так работать»[366].

Через несколько часов после произнесения этой речи сердце Дзержинского остановилось.

Смерть Дзержинского произвела настолько сильное впечатление на участников пленума, что было принято решение ограничить его заседания завтрашним днем, чтобы затем принять участие в организации похорон Феликса Эдмундовича. Однако накал страстей на этом пленуме оказался столь велик, что на следующий день принятое решение было забыто, и политическая схватка, в которой немалую роль играл и Куйбышев, продолжилась. Что же было ее причиной на этот раз?

Старт новому витку противоборства большинства ЦК и оппозиции дало конспиративное оппозиционное собрание. Оно было организовано 6 июня 1926 года в загородной местности близ Москвы, где собралось несколько десятков членов партии из Краснопресненского района. Собрание возглавляли бывшие работники райкома, отстраненные за оппозиционную деятельность, а с докладом на нем выступил первый заместитель председателя Реввоенсовета СССР М.М. Лашевич.

О собрании стало известно секретарю Краснопресненского райкома М.Н. Рютину, который сообщил об этом в ЦКК. Комиссия Президиума ЦКК разбирала это дело 8 и 9 июня. В результате Президиум ЦКК вынес Лашевичу строгий выговор с предупреждением, обратившись к пленуму ЦК и ЦКК с предложением исключить Лашевича из числа кандидатов ЦК, снять с занимаемого поста и лишить права занимать в течение двух лет какие-либо ответственные посты.

Но на пленуме ЦК