Дочь самурая - Эцу Инагаки Сугимото

наверху было прохладно и свежо. Вдоль стен стояли комоды и большие деревянные сундуки, обитые полосами железа; на некоторых я заметила герб Инагаки. Я легко догадалась, что лежало в этих сундуках и комодах, поскольку у сестры было полным-полно вещей, необходимых для деревенского дома. Были тут и подушечки, обитые шёлком, и круглые подушки для мужчин, и лакированные хакомакуры, деревянные подушки под шею, и большие москитные сетки, крепившиеся шнурами к потолку по углам и таким образом защищавшие комнату целиком, и всевозможные подушки — мягкие, плотные, из тяжёлого шёлка, для зимы; тонкие, летние, сплетённые из соломы; бамбуковые, в косичку, для крыльца; плетённые из верёвок — для кухни; круглые, прямоугольные, блёклые и яркие, в узорах — ибо подушки служили нам стульями и в каждом доме имелся запас на все случаи жизни.

— А здесь лежат мои «драгоценные платья». — Сестра жестом указала на невысокие комоды. — Та одежда, которую я ношу постоянно, хранится внизу, чтобы проще было достать, эти же наряды — не все, но некоторые — в нашей семье уже двести с лишним лет.

Сестра вынула из комода искусно вышитое кимоно на алой подкладке, со шлейфом и плотной подбитой каймой — церемониальный наряд, который прежде, особенно в древние времена, надевали лишь по торжественным случаям[90]. Платье было чистое и выглядело как новое, ведь японки аккуратные хозяйки, так что, скорее всего, это платье доставали, встряхивали и осматривали всякий раз, как проветривали вещи, — с тех самых пор, как кто-то из наших прабабушек давным-давно надел его впервые.

— Оно совсем как те роскошные платья, которые мы видели на том спектакле в токийском театре, правда? — сказала Ханано.

Платье действительно выглядело похоже. Ведь в современной жизни пышные наряды увидишь разве что на сцене.

В следующем ящике лежали свадебные кимоно сестры — все семь штук. И льняное белое — в знак того, что сестра умерла для своей прежней семьи, — и алое шёлковое, символ рождения в семье мужа, и пять других, искусно расшитых, с гербом мужа и брачными символами — сосной, бамбуком и сливой.

— А вот головной убор, который ты просила показать. — Сестра развернула нечто похожее на большущий атласный гриб. Этот предмет был сшит из самого изысканного шёлка и закрывал не только голову, но и плечи. Внешне он напоминал плотную блестящую вуаль.

— Какой красивый! — восхищённо воскликнула Тиё. — Ханано, примерь, а мы посмотрим, как он тебе придётся!

Я всполошённо ахнула и обрадовалась, когда Ханано, расплывшись в улыбке, покачала головой. Не знаю, почему дочка отказалась. Быть может, мягкость белоснежного шёлка смутно напомнила ей траурные одежды, в которых мы были на похоронах моей матушки. Никаких предрассудков с тем, чтобы примерить свадебный наряд, не связано, но всё-таки это не принято. Свадебные наряды убирают с глаз долой ждать своего часа. И на досточтимую бабушку, и на мою матушку в последний путь под погребальное одеяние надели свадебное платье.

В следующем сундуке лежали сестрины погребальные принадлежности, ибо свадьба и похороны, два самых важных обряда в жизни каждого японца, идут рука об руку. Этот сундук привезли из нашего дома, и половину его занимали валявшиеся в беспорядке церемониальные наряды, в каких щеголяют мужчины, что несут высокие фонари, бамбуковая голубиная клетка и тяжёлый похоронный каго. Их делали изо льна, шёлк на похоронах не используют. Были здесь также и хакама, и камисимо без фамильного герба, для вассалов, и кимоно с белым поясом, для слуг, и коробки с наколенниками-кяхан, и сандалии-варадзи для путешествий, и масса мелких предметов, необходимых для участников замысловатых процессий. Помню, когда-то в этом сундуке лежало всё необходимое для похорон самурая — всё, кроме широкополых соломенных шляп, скрывающих от богини Солнца лица скорбящих. Шляпы по таким случаям всегда мастерили новые. В доме каждого высокопоставленного чиновника такие вещи всегда были наготове, ведь смерть зачастую является без предупреждения, а японские правила для торжественных церемоний строги и неизменны.

— Ну вот! — Сестра закрыла крышку сундука, просунула железную скобу в тройную защёлку. — Польза этих вещей, как и их красота, осталась в прошлом. Порой я распарываю какую-нибудь вещицу, чтобы обшить льном истрепавшееся татами, а если кому-нибудь из работников случается порвать ремешок сандалии, дарю ему пару сандалий из этого сундука, но вещи уходят медленно-медленно. А это, — добавила сестра и ласково похлопала по новому сундуку светлого дерева, — принадлежит будущему. И однажды пригодится.

— Что там? — спросила я.

— Мой погребальный наряд.

— Ох, сестра, — произнесла я серьёзно, — пожалуйста, покажи его девочкам. Они, разумеется, видели наряд нашей матушки, но у меня не было возможности объяснить им, что к чему.

Сестра открыла сундук и достала похоронное платье. Мы примолкли: сложенное, это платье выглядело точь-в-точь как то, в которое мы обрядили матушку. Сшили его из мягкого белого льна, вместо широкого кушака — узкий поясок, как на первом платье ребёнка, поскольку считается, что в загробный мир мы попадаем младенцами. Платье почти целиком испещряли цитаты из буддийских текстов, в разную пору написанных знаменитыми священнослужителями. Пустая полоска спереди означала, что тексты ещё не закончены. Подле платья лежал белый мешочек, его вешали на шею. Когда сестра отправится в последний путь, в него положат шкатулочку с её младенческими волосиками, которые срезали на церемонии наречения, когда сестре было восемь дней от роду[91], ещё положат высохшую пуповину, локоны, которые сестра отрезала, когда овдовела, шесть монет (чтобы отдать лодочнику), погребальные чётки с белыми деревянными бусинами и священную табличку под названием «пропуск на небо»[92].

Сестра принялась складывать платье и, заметив угрюмые лица девочек, весело рассмеялась.

— О чём загрустили, печальницы? — воскликнула она. — Если бы я получила телеграмму из дома, что пора возвращаться, но поехать мне было бы не в чем, — вот это был бы позор!

— Да, дети, — добавила я, — для японцев так же естественно готовиться к последнему путешествию, как для американцев иметь дома чемодан.

— Идите сюда. — Сестра поманила нас в противоположную часть комнаты. — Здесь есть кое-что твоё, Эцубо. И лучше-ка ты забери эту вещь себе.

Сестра выдвинула узкий ящик. В нём, завёрнутый в лиловый креповый платок с гербом Инагаки, лежал изящный футляр длиною примерно в треть метра. Сердце моё заколотилось. В футляре хранилось одно из трёх наших фамильных сокровищ — сайхай, некогда принадлежавший Токугаве Иэясу[93], который тот подарил моему предку на поле битвы при Сэкигахаре.

Я почтительно поднесла драгоценную вещь ко лбу. После чего, велев дочерям сесть и склонить головы, медленно развернула креповый платок и достала из него лакированный деревянный жезл, с