Человеческий фактор - Ишмаэль Джонс

На обратном пути в «Коринтию» я прошел через базар старого города — множество переулков, не менявшихся веками, те же запахи специй, которые доставлялись караванами на протяжении веков, золотые и серебряные лавки на тех же местах, которые они всегда занимали.

Дома в Триполи выглядели как бункеры. Каддафи открыл тему земли и собственности, заявив, что «доля в ней есть только у тех, кто на ней живет»[83], что привело к захвату некоторых домов скваттерами. Если семья покидала свой дом, чтобы уехать в отпуск, она опасалась, что в ее отсутствие дом могут украсть. В результате этого ливийцы укрепляли свои дома, чтобы посторонним было трудно определить, есть ли кто дома, и трудно было проникнуть внутрь.

Когда-то в Триполи существовала большая община американских нефтяников. По дороге к знакомым на ужин я проследовал мимо школьного двора, где на игровых площадках по-прежнему были размечены бейсбольные «ромбы», хотя в этот вид спорта здесь не играли уже несколько десятилетий.

В Триполи я посетил американское кладбище, находящееся на берегу — маленький пустынный участок, на котором покоятся тела американских моряков времен берберийских войн.

Во время моих визитов в Ливию один из моих собеседников предпочитал встречаться в подвале. У всех есть фобии, и этот человек невольно задел мою: подвалы. Я не люблю спускаться в них, когда участвую в разведывательной операции, опасаюсь спускаться туда, представляя, что в любой момент могу получить пулю в голову.

*****

Беспокойство за свою безопасность во время путешествий по государствам-изгоям было ничто по сравнению с моим беспокойством по поводу новостей, которые я получил сразу после возвращения домой. Мой сын упал в обморок в школе, и школьная медсестра вызвала скорую помощь, которая отвезла его в больницу. Анализы показали, что у него опасное заболевание, и врачи перевели его в более современную, специализированную клинику, сделали ему множество анализов, и мы обсуждали и изучали их результаты. Ситуация выглядела мрачной.

Ночью моя жена спала в больнице, на полу рядом с сыном, а днем я сидел в кресле рядом с ним, так что один из нас всегда находился рядом. Когда примерно через восемь дней у него появились некоторые признаки улучшения, мы смогли забрать его домой.

Семья беспокоилась о сыне, а я — о возможности получить билет домой в один конец. С его проблемами со здоровьем мой сын не подходил для работы за границей, и если бы Управление заставило его пройти медосмотр, он бы его не прошел, и нас бы вернули в США. Хотя в тот момент для нас не было ничего более важного, чем здоровье сына, я также постарался сохранить ситуацию в тайне от ЦРУ. Мы внимательно изучали его состояние, читая всю литературу по этому вопросу.

Тем временем штаб-квартира вызвала меня на очередную конференцию. Мне не хотелось оставлять жену заботиться о сыне и остальных членах семьи в одиночку, но я договорился, что во время двухдневного перерыва в работе конференции посещу медицинские курсы, проводимые недалеко от Вашингтона, чтобы больше узнать о проблеме сына.

*****

В первый вечер конференции я избежал «упражнений на сплочение коллектива» и вместо этого отправился в комнату отдыха в жилом блоке казарменного типа, в котором мы жили во время этого мероприятия, и пару часов отрабатывал удары на бильярдном столе. В конце концов, со своих занятий вернулись слушатели. Они строили веревочные мосты, а затем перетаскивали друг друга по ним, выкрикивая слова поддержки и укрепляя единство.

— Все эта мура на сплочение коллектива — колоссальная, нелепая трата времени, — заявил один из коллег. — Я оглянулся, чтобы посмотреть на твою реакцию, но не смог тебя найти. Все рассмеялись, когда поняли, что тебя там нет!

Вместе с «Подтяжками» на нашу конференцию прибыл директор ЦРУ Джордж Тенет. Это был понурый человек, жевавший незажженную сигару, словно капитан подлодки, — в отличие от «Подтяжек», который был таким же динамичным, подтянутым и властным, как всегда. К этому времени «Подтяжки» находились почти на вершине пирамиды секретной службы. Он произнес пламенную речь, и когда ее закончил, какой-то человек поднял руку, чтобы задать учтивый вопрос:

— Сэр, а что мы будем делать, чтобы бороться с неприятием риска в Управлении?

Вперив в человека свой самый пронзительный взгляд, «Подтяжки» сделали эффектную паузу, и, указав на него пальцем, как инструктор по строевой подготовке, заявили:

— Я скажу вам следующее: за все годы работы в ЦРУ я могу честно сказать, что ни разу не видел случая неприятия риска. Я видел плохие идеи, но я никогда не видел неприятия риска!

Мне это напомнило заявление Тенета о том, что 11-е сентября не было провалом разведки. Новой мантрой Управления стало: «Нет никакого неприятия риска».

*****

Я старался избегать чисток, но в штаб-квартире придумывали новые способы сократить наше присутствие за рубежом. Например, от сотрудников теперь требовали менять место службы каждые два года. При смене страны многое могло пойти не так, и удачные назначения два раза подряд были редкостью. Мы с Чарлтоном были единственными оперативниками из всех, кого я знал, кто получил третью подряд загранкомандировку, и я не знал ни одного, кто получил бы четвертую. Даже сотрудники, работавшие под дипломатическим прикрытием Госдепартамента, где переводы осуществлялись легче, обычно проводили в одном и том же месте три года. Смена места службы каждые два года выглядела как очередная тактика Лэнгли по сокращению наших сил за рубежом.

Мы с женой отправились на ужин, чтобы обсудить, как справиться с последней угрозой со стороны руководства. После мозгового штурма мы придумали то, что назвали «Инициативой для государств-изгоев».

Ее смысл состоял в следующем: я вызывался перевезти свою семью в особенно неприятное государство-изгой. Мой выбор был эгоистичным, потому что я понимал, как работает бюрократия: они никогда не одобрят такой переезд, потому что в случае провала и ареста там, меня вместе с моей семьей могут убить, пытать или обменять на что-то или кого-то, кого государство-изгой захочет получить от США. Однако на бумаге эта концепция штаб-квартире понравилась бы, поскольку это обеспечило бы ей лакомый кусочек для совещаний перед высшим руководством и Конгрессом, и дало бы возможность воткнуть булавку в новую точку на их карте, в необычайно экзотическом и опасном месте.

Моя «Инициатива для государств-изгоев» должна была работать следующим образом: в штаб-квартире раздумывали год или два, в течение которых я мог бы спокойно продолжать работать за границей; если бы руководство