Из пережитого - Юрий Кириллович Толстой

меньше устраивают как Президента, так и органы администрации на местах. Это можно сказать и об отношениях Ельцина со Съездом народных депутатов и Верховным Советом России и о взаимоотношениях мэров Москвы и Санкт-Петербурга с Моссоветом и Петросоветом. В тех проектах Конституции, которые подготовлены, крен явно взят в сторону президентской республики, и это роднит как проект, подготовленный комиссией Румянцева, так и альтернативный проект Алексеева – Собчака. Пока в глухом, а то и открытом противоборстве законодательной и исполнительной власти верх берет исполнительная власть, то есть не столько сам Президент, сколько окружающие его молодые люди из состава Правительства. При этом они стараются нейтрализовать влияние на Президента тех, кто им по тем или иным причинам неугоден. Вначале это был Руцкой, теперь вроде бы мишенью для нападок стал Хасбулатов. В какой-то мере расстановка сил складывается примерно так же, как в период борьбы за престонаследие Сталина – группа Берии – Маленкова, с одной стороны, и Жданова – Вознесенского, с другой. Если Ельцина по тем или иным причинам не будет (как писал Твардовский: «И в Кремле никто не вечен, и всему выходит срок»), группа Бурбулиса – Гайдара при нынешнем раскладе обречена. Ее никто не поддержит, и именно из нее, причем не без оснований, сделают козла отпущения. В этом я уверен, причем от нее мгновенно отрекутся те, кто сравнительно недавно введен в состав Правительства.

Что же касается прессы и других средств массовой информации, то если на первых порах перестройки она играла в основном положительную роль, то, встав на путь натравливания людей на институты власти, она во многом повинна в том беспределе, в условиях которого мы живем сейчас.

Беспринципность нашей прессы можно показать хотя бы на одном примере. Когда правительство Павлова пошло на повышение цен, которое не идет ни в какое сравнение с вакханалией, происходящей ныне, наши так называемые демократические издания в один голос стали трубить о наступлении на права трудящихся, о том, что попрана демократия, нарушен принцип стабильности собственности и т. д. Теперь те же самые издания повышение цен в десятки раз воспринимают как закономерный этап на пути к рыночной экономике, чуть ли не как торжество демократии. Выходит, что чем выше цены, чем больше людей далеко отброшено за черту бедности и нищеты, тем больше демократии. Ход рассуждений по меньшей мере странный, хотя и понятно, что он продиктован отнюдь не заботой о благе народном, а желанием (далеко не бескорыстным) подластиться к сильным мира сего.

Все сказанное в не меньшей степени относится и к телевидению, которое внесло весомый вклад в разжигание страстей, нагнетание атмосферы неуверенности и психоза, смакование всякого рода ужасов.

На собственном опыте убедился в том, что все разговоры о независимости прессы, ее объективности – это брехня, рассчитанная на то, чтобы обманывать простонародье. В феврале 1992 года написал статью, которую хотел опубликовать в одной из вроде бы умеренных газет. В ней бил в набат, главным образом, по поводу экономической политики Правительства, которая ведет нас к краху. И что бы вы думали? После того как статья была подготовлена к опубликованию, редактор газеты в телефонном разговоре со мной сказал, что они не могут опубликовать статью, так как газета накануне финансового краха и обратилась к Правительству за дотацией. «При таких обстоятельствах, – подытожил редактор, – мы вашу статью публиковать не можем», – хотя и дал понять, что развиваемые мною взгляды лично ему близки. Ответственный секретарь другой, тоже вроде бы «независимой» газеты сказал: «Он наш оппонент, поэтому мы его печатать не будем».

Таким образом, на собственной шкуре я убедился в зависимости нашей прессы от денежного мешка. Газет, с которыми имел дело, назвать не могу, так как связал себя соответствующим обязательством, но можете поверить, что так и было.

Думаю, что читателям будет интересно ознакомиться со статьей «Забрезжит ли свет в конце тоннеля?», написанной, повторяю еще раз, в феврале 1992 года, которую мне «зарубили».

Забрезжит ли свет в конце тоннеля?

С мая 1990 года по конец 1991 года мне довелось быть членом Комитета Конституционного надзора СССР. Часто задают вопрос: как оценивать деятельность Комитета, какие уроки могут из нее извлечь органы власти и управления, образованные в республиках бывшего Союза, в том числе и Конституционный Суд России? И хотя только время может расставить все по своим местам, постараюсь, пусть и частично, на этот вопрос ответить.

Самый факт образования Комитета говорит о многом. После десятилетий тоталитаризма, при котором права человека были растоптаны и он в любой момент мог быть превращен в лагерную пыль, мы наконец пришли к осознанию того, что права человека незыблемы, что каждая личность суверенна и что закон должен быть свят и непререкаем для всех.

К сожалению, Комитет функционировал немногим более полутора лет – в конце 1991 года ему ввиду распада общесоюзных структур пришлось объявить о самороспуске. К тому же Комитет с самого начала своей деятельности был поставлен в очень жесткие рамки, или, как удачно выразился наш председатель С. С. Алексеев, ему была уготована роль мальчика для битья. Почему? Дело в том, что представители ряда республик, входивших в Союз (в первую очередь Прибалтийских), само образование Комитета воспринимали как покушение на их суверенитет. Как заявил один из тогдашних народных депутатов СССР от Прибалтики, с помощью Комитета, мол, хотят набросить узду на наш суверенитет. Поэтому в Законе о конституционном надзоре компетенция Комитета в отношении проверки соответствия Конституции СССР нормативных актов республик была ограничена лишь актами, касающимися основных прав и свобод граждан? Иными словами, чтобы принять к своему рассмотрению тот или иной вопрос, касающийся нормативных актов республик, на предмет проверки соответствия или несоответствия их Конституции СССР, Комитет всякий раз должен был устанавливать, затрагивает ли этот акт основные права и свободы граждан или нет. Если затрагивает, то Комитет мог принять дело к своему производству, если не затрагивает, то вопрос признавался не подлежащим рассмотрению в Комитете. А это создавало в работе Комитета дополнительные трудности.

Тем не менее Комитет провел большую многоплановую работу по расчистке нашего законодательства от нормативных актов, не соответствующих принципам Конституции, международным пактам и конвенциям. Многие из заключений Комитета оказали благотворное влияние на развитие законодательства. Не стоял Комитет в стороне и от бурных событий политической жизни, хотя как сама процедура деятельности Комитета, так и то, что Комитет не мог вдаваться в политическую оценку имевших место событий (он должен был ограничиваться лишь чисто юридической их оценкой), лишала его возможности