Дизайн детства. Игрушки и материальная культура детства с 1700 года до наших дней - Коллектив авторов -- Искусство
Изобретение Пейджа тоже имело своих предшественников в мире строительных игрушек. Аналогичное соединение «шип-паз» было у бельгийского конструктора из прессованной бумаги Batima (1905) и у английского резинового конструктора Minibrix (1935)[266]. Как писала историк архитектуры Элис Фридман, родители детей и производители стремились к тому, чтобы игрушки такого рода «не просто учили ловкости рук и умению строить, а с помощью игры формировали у детей нормы поведения, а также устремления и желания будущих граждан и потребителей»[267]. Эта же мысль появляется и в книге Пейджа 1953 года «Детский досуг в первые пять лет», где он описывает все преимущества игр с конструктором. Полагая, что игрушки главным образом «занимают» тело и ум, он настаивал на важности развития воображения и внутреннего мира ребенка. «В процессе творческой игры ребенок с каждым днем все усердней готовится к взрослой жизни, изучая ее законы и правила. Однако не менее важно, что воображаемая страна его игр — это островок спасения от тревог и разочарований реального мира»[268]. Кирпичики Пейджа и их копии, сделанные LEGO, точно соответствуют определению типичной обучающей игрушки XX века у Бригитты Эльмквист: «простые по своему строению, текстуре, форме и цвету, гендерно-нейтральные, так что подходят и девочкам и мальчикам». Они были ориентированы скорее на развитие физической координации ребенка и, возможно, рациональных основ постройки, чем на свободное проявление творчества[269]. Также немаловажно, что их модульная структура позволяла продавать небольшие дополнительные наборы. Этот маркетинговый механизм в конце XIX века был придуман немецкой фирмой Рихтера, предпринимателя, выпускавшего конструктор «Анкерные каменные кубики» (Anker-Steinbaukästen)[270].
Но хотя LEGO и позаимствовали этот отработанный ход, кубики LEGO в первые годы не приносили ей коммерческого успеха: к 1953 году на них приходилось лишь 7 % продаж фирмы[271]. В 1955 году сын Кристиансена, Готфрид, желая усовершенствовать производство и сбыт, решил пересмотреть линейку продукции своей фирмы. Воспользовавшись модульным принципом, лежащим в основе конструктора, он придумал новую концепцию, что-то вроде «общей идеи» продаж и использования конструктора. Это положило начало «Системе игры» (System i Leg) LEGO, которая переместила существующие индивидуальные наборы на шипованный Town Plan[272] с совместимым креплением. Теперь любой ребенок, следуя общей модернистской или функционалистской архитектурной моде, мог, словно на сетке улиц, расставлять домики на ковре у себя в детской[273].
После войны среди психологов, учителей и амбициозных родителей со средним достатком начались оживленные дискуссии о школе, детской площадке и городском дизайне. В итоге сложился общественный консенсус: «благонравные» игрушки особенно важны для развития личности и умений ребенка. Послевоенную Европу охватило увлечение «хорошими» игрушками, тесно связанными с дискурсом обновления и реформирования, который сосредотачивался на дизайне детских вещей. «Хорошие» игрушки, подкрепленные идеей о ранимом ребенке, нуждающемся в родительском наставлении, противопоставлялись дешевым игрушкам массового производства, с которыми многие ассоциировали бесполезную новизну, материализм, хаос и насилие[274].
Нормативное понятие «хорошей», «настоящей» игрушки предполагало, что она искусно сделана из дерева и следует благородной традиции, но фирма LEGO намеренно вписала в этот дискурс свои пластмассовые кирпичики. Пластмасса — долговечный и гигиеничный материал, при этом достаточно дешевый для масштабного производства. Однако в Европе середины XX века отношение нему было противоречивым[275]. О материале детских игрушек писал не кто иной, как знаменитый философ Ролан Барт: он критиковал пластмассу как «непривлекательный материал, результат химии, а не природы… одновременно грязный и гигиеничный, он разрушает все удовольствие, всю сладость, всю человечность прикосновения»[276]. В свете этого в первых маркетинговых стратегиях LEGO видны попытки одомашнить потенциально чуждый материал с помощью приятных образов и вместе с этим разрекламировать преимущества конструктора. К примеру, в одном объявлении в датском журнале 1960 года говорилось: «Какое удовольствие видеть детей, играющих в LEGO: эта игра вдохновляет и успокаивает. Дети учатся браться за сложные задачи и решать их вместе»[277]. На рекламной картинке изображены мальчик и девочка, которые играют на полу с Town Plan. За ними наблюдает мать, сидящая в стильном модерновом кресле с деревянной спинкой, с вязанием в руках.
Ил. 4.1. Реклама LEGO в газете Saturday Evening Post, 1962
В конце 1950-х и в 1960-е успех компании за рубежом продолжал расти. Тем временем в ее дизайне активно разрабатывалась тема благонравной скандинавской идентичности. Постепенно LEGO стала выходить на новые рынки: сначала в Европу (масштабный прорыв в Германию случился в 1956 году), а затем, в начале 1960-х годов, в Северную Америку. Для этого LEGO использовала лицензионное соглашение с фирмой Samsonite, которая в 1962 году впервые представила на Нью-Йоркской ярмарке игрушек увеличенную версию Town Plan[278]. До 1972 года, пока LEGO не начала сама контролировать распространение своей продукции в Северной Америке, фирма Samsonite в рекламе конструктора привычно продвигала идею естественности игры в кубики и сообщала, что из абстрактных кирпичиков можно сделать множество разных объектов (ил. 4.1). Это ставило LEGO в один ряд с другими творческими игрушками для разборчивого среднего класса США. По наблюдению историка дизайна Эми Огаты, в Америке в условиях политической напряженности времен холодной войны дизайн и образование были тесно связаны с понятием творчества, которое стало оплотом демократических ценностей и двигателем научного соревнования[279].
Творческие игрушки занимают видное место в дискурсе не только детского образования и психологии, но и творческих профессий. В апрельском номере журнала Progressive Architecture за 1966 год Эллен Перри в статье об архитектурных игрушках задалась вопросом, «какое влияние они оказывают на будущих создателей и потребителей архитектуры?.. Эффективно ли они развивают творческие способности в эти важные, восприимчивые годы, независимо от того, какая профессия ждет ребенка?»[280]. И хотя большинство заявлений индустрии Перри воспринимает скептически, все же она исходит из представления, что игрушки должны влиять на образование ребенка и на его способность к творчеству и настаивает на серьезной ответственности, лежащей на детских дизайнерах в послевоенный период. Проникнувшись идеями модернистов, Перри расхваливает абстрактные игрушки, из которых можно построить все что угодно (именно так в кратком каталоге статьи был охарактеризован конструктор LEGO). Она заявляет: «Слишком много игрушек создано дизайнерами, обуздавшими свое воображение и направившими его в погоню за буквальностью, которую догнать невозможно. Последнее, что нужно ребенку в игрушке, — чтобы она была предельно точной». Вся эта критика касалась распространенных на рынке конструкторов, воспроизводящих конкретные архитектурные стили,
