По волчьим тропам - Макар Трофимович Последович

По волчьим тропам

НОЧНОЙ ГОСТЬ

Вечеринка в колхозе «Новая заря» подходила к концу. Баянист — черноглазый паренек, слесарь из соседней МТС, — сыграл, пожалуй, все любимые песни и танцы, трактористы и колхозные шоферы выкурили на крылечке свои папиросы, когда возле избы-читальни неожиданно появился незнакомец. Выйдя подышать свежим воздухом, парни и девушки заметили, как он, словно безмолвное привидение, ступил из темноты в яркий сноп света, падающий из окна.

Одет он был в серый, основательно измятый пиджак и черные галифе. Из-под видавшей виды маленькой кепки небрежно спадали на лоб космы черных волос. Широкоплечий, он чувствовал себя неловко в пиджачке, видимо, шитом на более щуплого человека. Казалось, стоит ему сделать одно неосторожное движение — и этот пиджак расползется по швам. Глуховатым голосом незнакомец спросил, тут ли Антон Хвощ.

— Антон Хвощ занят большим государственным делом, — пошутил кто-то с крыльца, — Танцует с Верой Рачинской.

— Кликните его сюда, — попросил незнакомец. — Скажите, что его ждет Воробей.

— Да оно и по голосу слышно, что не соловей, — засмеялся все тот же шутник. — Сейчас мы доложим о вас его светлости Антону Хвощу.

В правой руке незнакомец держал небольшой чемодан. Поставил его на землю, достал из кармана пачку папирос и закурил. Когда вспыхнула спичка, все заметили какой-то острый, настороженный взгляд его глаз.

— А может, зайдете потанцуете? — предложила одна из девушек. — Там вы и с Антоном встретитесь.

— Ну что вы, в таком костюме! — запротестовал незнакомец. — Завтра мне заступать на первую смену. Я и оделся так, чтобы сразу с поезда к станку.

— А где вы работаете?

— В Минске. На автозаводе.

— Не знаете там Петра Михальца? Он работает в литейном.

— Ну что вы, — устало улыбнулся незнакомец. — Ведь это такая махинища, народу там целая армия. В своем, сборочном, и то не всех знаю.

Незнакомец не проявил никакого желания узнать, кто такой Петр Михалец и какое отношение имеет к девушке. Он заметно нервничал, нетерпеливо и внимательно вглядывался в каждого, кто выходил на крыльцо. Наконец схватил чемодан и отошел с ним в тень, прячась от любопытных и внимательных взглядов. Кто-то ему посочувствовал, пошел в сени и крикнул, перекрывая звуки баяна и шарканье ног:

— Антон! На выход, к Воробью!

— Вот это голос! — хрипло засмеялся в темноте незнакомец. — Такой и мертвого поднимет.

В избе-читальне тем временем баянист играл вальс «На сопках Маньчжурии». Антон Хвощ кружился в паре со звеньевой Верой Рачинской. Весь вечер Антон почти не отходил от Веры, и она тоже танцевала только с ним. Студенты минских вузов, проводившие летние каникулы в родной деревне, не могли понять, что хорошего нашла одна из первых колхозных красавиц, известная на весь район звеньевая, в этом нескладном с виду парне.

Антон не задерживался долго ни на какой работе. Был он и прицепщиком, и помощником комбайнера, и молотобойцем в кузнице. Одно время бросил колхоз и устроился проводником в пригородных поездах. И всюду, как говорят, работа валилась у него из рук. В последнее время он пристроился во второй полеводческой бригаде. Часто исчезал из дому на день — на два.

Председатель колхоза Орлюк даже пригрозил, что если он, Антон, не одумается и не свернет с кривой тропинки, то правление вынуждено будет принять самые строгие меры.

Мать Антона работала дояркой на животноводческой ферме. Два ее старших сына давно женились, жили отдельно, имели детей. Не раз мать говорила своему младшему, что и ему пора столковаться с Верой и сходить в загс. Девушка она умная, пользуется уважением не только среди своих подруг, но и у старых колхозников. Два раза ее вызывали на областное совещание передовиков в Молодечно…

— Не могу я, мама, пока жениться, — отвечал Антон.

— Почему?

— Рано еще.

— Хорошее рано!.. Твои сверстники уже отцами стали. Живут как люди. Вовремя спать ложатся, вовремя идут на работу. А ты бог знает где шатаешься до полуночи, а то и всю ночь. Ох, не нравится мне все это, Тоник! И дружба твоя с неизвестными людьми, выпивки… Подведут они тебя под монастырь…

— Сколько раз пытались, да ничего не вышло… И вообще надоело мне все это! Вот возьму и подамся куда-нибудь на Урал или в Сибирь, как другие хлопцы.

— Разве тебе тут, дома, работы не хватает? Хочешь меня одну бросить?

— Почему бросить? Обживусь там и вас заберу.

— Никуда я отсюда не поеду.

Эти разговоры иногда доводили Антона чуть ли не до бешенства. Мать никак не могла понять, что творится с сыном. Она с тревогой встречала его, когда он возвращался на рассвете, часто мокрый по пояс от росы, какой-то усталый и опустошенный, как будто целые сутки ворочал тяжелые камни. Его зеленоватые глаза бессмысленно блуждали, темные волосы были взлохмачены, от него несло самогонным перегаром…

Сейчас, когда во второй раз крикнули, чтобы Антон вышел на минутку к Воробью, он вдруг нахмурился и как-то судорожно стиснул руку Веры. Она едва не вскрикнула от боли и испуганно взглянула в глаза Антону. Он был почти на голову выше ее. Танцевать с ним было легко, она чувствовала себя пушинкой, подхваченной ветром.

— Кто этот Воробей? Зачем он тебя зовет? — удивленная каким-то недобрым огнем, блеснувшим во взгляде Антона, спросила Вера.

— А я откуда знаю? — буркнул Антон. — Может, хочет, чтобы я проломил его поганый череп.

— Ты что, с ума сошел? Жить в своем доме надоело?

— И ты меня учить будешь!

Антон внезапно бросил руку Веры, почти оттолкнул девушку от себя и стал выбираться из круга танцующих к двери. Сердце Веры сжалось от незаслуженной обиды. Как назло, баянист вдруг прервал вальс и стал играть марш. Все обступили Веру, две подружки подхватили ее под руки и стали бранить Антона за грубость. Виктор Гомонек, студент института физкультуры, рослый широкоплечий парень в голубой шелковой тенниске, не то в шутку, не то всерьез предложил:

— Хочешь, Вера Петровна, я его вызову на дуэль? Конечно, с условием, чтоб он попросил у тебя извинения за свою выходку.

Нашлись и такие, которые стали защищать Антона. Может быть, Вере показалось, что ее толкнули? В другой раз пусть знает, кого выбирать партнером. Когда тебя срочно вызывают, забудешь о всякой вежливости. Конечно, парень должен был попросить извинения…

— А что там у этого Воробья, или как его там зовут, дом загорелся? —