По волчьим тропам - Макар Трофимович Последович

Он слушал молча и был какой-то безразличный, вялый. Даже не осмеливался обнять ее, как когда-то прижать к себе. Тогда она схватила его за локоть, потянула к скамье.

— Посидим еще немножко, — прошептала она тихим и ласковым голосом. — Вот увидишь, все будет хорошо. И эти твои руки принесут еще много пользы, глупый!.. Ты видел, как теперь летают самолеты? Без огней.

— Нет. Я только слышал, как он летел.

Где-то неподалеку тихонько, но настойчиво постучали в окно. В тот же момент яростно залаяла во дворе лесника собака, чуть не сорвалась с цепи; проволока, по которой скользила цепь, тревожно загудела. Видимо, во двор зашел кто-то чужой. Минут через пять в сенях лесника стукнула дверь, в окнах вспыхнул свет. Но вот он исчез сначала в одном окне, потом в другом. Окна кто-то торопливо завешивал одеялами.

Только собака еще долго не могла успокоиться. Ее злобное рычание Вера слышала до тех пор, пока не рассталась с Антоном и не пошла в избу.

НАСТОРОЖЕННОСТЬ

Председатель сельсовета Стахевич вышел из дому в отличном настроении. Возможно, вызвано оно было хорошей, солнечной погодой, так нужной для уборки. Летом, как говорится, день год кормит. Жатва и молотьба в колхозах шли успешно. Некоторые бригады начали уже сеять рожь.

По дороге в сельсовет Стахевич здоровался с людьми, спешившими в поле. Навстречу шла Вера Рачинская со своим младшим братом Костиком. Шагая рядом с сестрой, Костик рассказывал о чем-то интересном и в то же время не преминул, скорчив презрительную рожицу, показать язык одному из своих сверстников, который с еще заспанными глазами выглянул через окно на улицу. Вера сегодня была какая-то задумчивая и рассеянная. Она сдержанно поздоровалась со Стахевичем.

— Как льняные дела, Вера? — поинтересовался Стахевич. — Много еще осталось молотить?

— Сегодня кончаем, товарищ председатель. Орлюк сказал, что завтра нужно приниматься за кукурузу. Теперь одна работа другую торопит.

— Ну что ж, желаю успеха, — улыбнулся Стахевич. — Увидишь Орлюка, скажи, чтобы вечером зашел ко мне.

Не успел Стахевич сделать и пяти шагов, как услышал за своей спиной возбужденный голос Костика:

— А он в воскресенье поймал здоровущую щуку… Во-о такую длинную. Полпуда и пятьсот граммов!..

Стахевич едва не рассмеялся от этого безбожного Костиного вранья. Он в самом деле ходил вчера на рыбалку, но пойманная им «огромная» щука весила всего два килограмма с половиной. Такой вес, видимо, никак не удовлетворял Костика, и он для большего эффекта добавил еще шесть килограммов…

На эмтээсовской электростанции зачихал и раза три гулко кашлянул движок. Из трубы над потемневшей железной крышей вырвалось несколько клубочков густого дыма. Они медленно поднимались в ясную и теплую синеву неба. Откашлявшись, двигатель задышал сильно и равномерно, на всю свою мощь. Дым над трубой постепенно редел и вскоре уже напоминал белое облачко. Стая голубей кружилась над ремонтной мастерской, над длинными навесами для сельскохозяйственных машин. Из белостенного гаража выехала грузовая машина. Шофер вылез из кабины и пошел закрывать дверь. Вторая машина с бочками для горючего стояла возле конторы.

Стахевич вспомнил первые дни после своего возвращения из армии. Ничего этого тогда здесь не было. Кругом стояли землянки с едва заметными окошками. В МТС было всего пять исправных тракторов, две молотилки… А теперь не узнать Вязыни. Люди перебрались в просторные, светлые избы, дети шумной гурьбой бегают по утрам в школу. В каждой семье есть хлеб, есть и к хлебу…

Не успел Стахевич дойти до сельсовета, как увидел, что навстречу ему почти бегом спешит Нина, секретарь.

— Только что звонил Зоров. Просил, чтобы вы немедленно приехали к нему. Из МТС идет машина. Я сказала шоферу, чтоб заскочил за вами в сельсовет.

— Ты у меня молодчина! — засмеялся Стахевич. — Еще не знаешь, смогу ли я поехать, а уже заказала машину. Меня в канцелярии никто не ждет?

— Антон Хвощ зачем-то вас спрашивал. Посидел минут пять и ушел.

— Ну, этот прохвост всегда болтается в самую горячую пору. Опять, наверное, собрался куда-нибудь уезжать. Никакой справки на отходничество я теперь ему не дам. Пускай работает в колхозе.

Вскоре показалась машина. Громыхая пустыми бочками, она затормозила возле Стахевича и Нины.

— Привет начальству! — весело крикнул из кабины черный, как цыган, парень. Это был муж Нины, Женька. — Ну, кто ко мне, а кто на бочки.

— Я тебе покажу бочки, черт мурзатый! — пригрозила Нина. — Глянь в зеркало, на кого ты похож? Отправляла на работу — человек человеком был, а теперь весь нос в автоле, правая щека будто в саже. И как это автоинспекторы позволяют ездить таким чумазым шоферам?

— А вот и позволяют, — вынимая из кармана небольшое зеркальце и вытирая лицо, ответил Женька. — Понимают, что от сахарных ручек и личика на такой ответственной работе, как моя, добра не жди. Эти пятна — самое верное свидетельство, что машина протавочена и заправлена перед самой поездкой. Таким шоферам всегда зеленая улица. И мое счастье, что тебя, Ниночка, не назначили инспектором. Ты бы в один день у всех шоферов поотнимала права.

— Поговори мне тут… — шутливо надулась на мужа Нина. — Поезжай уж… И, смотри, не задерживайся после работы.

— Беда для мужа, когда его жена в начальниках ходит, — почти всерьез пожаловался Женька Стахевичу, едва машина тронулась в путь. — Еду это я вчера за запасными частями в Минск, а она, Нинка, выходит на крыльцо и строго так спрашивает: «Ты воды в карбюратор налил?» Я засмеялся и отвечаю: «Воду наливают в радиатор, а не в карбюратор! Сколько раз тебя поправлять?» Так она даже и виду не подала, что говорит несуразное. «Это все равно, карбюратор там или радиатор. Главное, чтоб машина не стала в дороге».

Стахевич почти не слушал Женькиной болтовни. Навстречу неслись перелески, темно-зеленые поля картофеля. По золотистому морю овса плыл красный самоходный комбайн. Там, где он прошел, оставались только ржище да кучи блестевшей на солнце соломы. Дорога то взбегала на высокие пригорки, то опускалась в широкие ложбины с пестрыми стадами коров на влажных еще от росы лугах. Когда машина приближалась к перекрестку, Стахевич увидел, как из густого березника вышел человек в милицейской форме и подал знак остановиться. На груди у него висел автомат.

— Лейтенант Михайлов, — нажимая на тормоз, сообщил Стахевичу Женька. — Только чего это он вдруг с автоматом?.. Э-э, да он тут не один! Вон в кустах и другие хлопцы.