"Всего я и теперь не понимаю" - Александр Гладков

Когда, закинув чемодан к себе, прихожу в театр, там идет репетиция «Предложения»34, которую ведет В.Э. Он меня встречает радостно. Большой разговор с ним обо всем и в том числе об испанских событиях35. Иду обедать со Свердлиным и Вейландом Роддом36 в клуб Рабис 37 и там встречаю Якова Варшавского38, приехавшего от «Советского искусства». Бреемся в парикмахерской «Палас» и едем на пляж за Днепр. Там почти до ночи. Потом долго сидим в кафе, флиртуем с официантками и идем ко мне (у меня есть второй диван). Яков ночует у меня. Полночи треплемся.

Киев великолепен летом. Впервые я был в нем еще школьником в 1927 году, но тогда он запомнился мне пыльным городом (мы жили в гостинице на Подоле), хотя уже с тех пор я влюбился в чудесные киевские магазины соков, которыми мы с Яковом наслаждались и сегодня.

«Последние известия» сообщают, что сегодня днем в Москве было +36° в тени. Сегодня Бернарду Шоу исполняется 80 лет. Лион Фейхтвангер закончил роман «Лже-Нерон».

Недавно я чувствовал себя самым несчастным человеком на свете, а сегодня почти счастлив.

Сегодня Яков спросил меня, как мне удалось завоевать расположение В.Э. Но, во-первых, я вовсе не гарантирован от перемены в его отношении (как Варпаховский, Басилов и др.39). Его изменчивость к людям известна. Во-вторых, ей-богу, я ничего особенного для этого не делал. Я был с ним самим собой, он чувствует искренность моего отношения, его подкупает, что мне ничего не нужно от него по нашим служебным отношениям, что я отношусь к нему бескорыстно. Все прочие все-таки всегда чего-то хотели: ролей, постановку, продвижения по внутритеатральной иерархической лестнице. В.Э. знает, что я независим, что я могу впятеро больше своей зарплаты в театре зарабатывать журналистикой, что мне не заказаны приглашения в другие театры и что я всем этим пренебрегаю ради него.

28 июля

<...> Днем в театре на репетиции «Предложения».

В.Э. затеял переделку водевиля. Обычно он, переделывая, только портит. Боюсь, что так же будет и на этот раз.

Вечером, во время «Дамы с камелиями», большой разговор с В.Э. «Дама» сегодня шла в первый раз. Инцидент с кошкой и котятами во время сцены «Исповедь куртизанки». Испуг и растерянность Райх, паника В.Э. и моя находчивость. В.Э. меня благодарит.

А произошло следующее: во время большого монолога З.Н. из крайней кулисы слева вышла кошка, несущая в зубах котенка. Публика начала смеяться. В это время мы с В.Э. находились в ложе напротив сцены, т.е. далеко. Он чуть ли не закрыл лицо руками, очевидно ожидая истерики нервной З.Н. Кошка шла прямо вдоль рампы и вдруг села как раз посредине, испуганно оглядываясь на обе стороны сцены. Видно, ее пугали с обеих сторон из-за кулис. Голос З.Н. уже начал дрожать. «Гладков, идите туда, сделайте что-нибудь», — шепчет В.Э. В зале смех все громче. Я стремглав бегу слева по коридору за кулисы, вижу Женю Мюльберга40 в гриме и костюме камердинера и говорю ему, чтобы он вышел «в образе» на сцену и унес кошку. Он так и делает. Аплодисменты. Монолог продолжается. Я возвращаюсь в ложу к В.Э. Он в восторге от моей выдумки и от того, что все обошлось. Спектакль идет с необычайным успехом. Конечно, был полный аншлаг.

В.Э. очень резко говорит о новом исполнителе роли Ломова Чистякове41 и обосновывает необходимость переделки «Предложения». Я рассказываю ему о сценарии о канале Волга — Москва; он сомневается во многом и говорит, что читал «Аристократов» Погодина и у него осталось ощущение «липы»42. Жалеет, что в ГосТИМе нет настоящего зав. труппой и говорит, что это «ключевая должность» в театре. Еще говорим, конечно, о жаре, о мизансценах «Дамы» и пр. Говоря об искусстве мизансценировки, В.Э. рассказывает о том, как он был на приеме у Карахана43, когда к тому пришел японский дипломат, и как Карахан, сам сидя на высоком жестком стуле, посадил японца в мягкое, сразу низко опустившееся, кресло и тот оказался так низко, что психологически уже не мог разговаривать твердо. Говорим сначала в ложе, потом в каком-то кабинете и, наконец, выходим в сквер перед театром. В антрактах, как всегда, В.Э. ходит в уборную к З.Н.

Вернувшись домой, долго не могу заснуть. Волшебная летняя южная ночь. Лёжа дегустирую Хемингуэя. Вот писатель, увлечение которым, однако, не толкает на подражание. Пожалуй, он занял в моей жизни место Гамсуна. Что-то у них есть общее — это несомненно.

Опять думал об «Иногда»44.

Странно, что говоря с В.Э. на бесконечное множество тем, мне никогда не приходит в голову заговорить с ним о моих драматургических опытах: попросить его почитать, посоветовать и пр. Почти инстинктивно я избегаю всего, что могло бы нарушить бескорыстие моего к нему отношения, что могло бы повредить его явной симпатии и доверию ко мне. Это скорей инстинкт, чем расчет.

Я так счастлив частым и полным общением с В.Э., что боюсь подвергать его любому риску.

29 июля

Утром еду на пляж вместе с Костей Мейерхольдом (Есениным), Донским и Карельских45. Возвращаюсь в театр к началу репетиции «Предложения». Она проходит довольно бурно.

В.Э. очень недоволен Чистяковым, репетирующим Ломова каким-то патологическим идиотом. После одного из показов В.Э., Чистяков что-то спрашивает. В.Э.: «Я уже показал, а расскажу хуже…» Чистяков снова задает вопрос. В.Э.: «Еще вопрос! Боже мой! Могу сказать одно — вы не заполняете своей игрой приготовленный для вас фон...» и далее: «Вы всё делаете нарочно. Прежде, чем делать мизансцену, почувствуйте ее возможность. Нет, нет!.. Все фальшиво!.. Сниму мизансцену! Снимаю! Стойте просто и говорите... Держите же состояние, а не позируйте...»

Репетиция идет плохо. Не знаю, что этому виной: то ли жара и атмосфера гастролей, то ли слабость исполнителей.

— Что за коршевский кабак?!46 — (это замечание В.Э. относится к Чистякову и Логиновой).

Когда на сцене быстрый темп под музыку (оркестр тоже репетирует), В.Э., сидя на месте, дирижирует оркестром всем своим телом. Он изумительно работает с оркестром, показывая смену темпов, вальсовые люфт-паузы, замирания и пр.

И снова вдруг, почти жалобно: «Товарищи, да пожалейте же меня. Все замечания приходится дублировать. Ведь так я умру от разрыва аорты... Нет, не так! Картинки смотрите! Надо смотреть Домье и Гаварни! У меня есть. У Эйзенштейна больше. К нему поезжайте!.. (крича) — Картинки надо