Серийный убийца: портрет в интерьере (СИ) - Люксембург Александр Михайлович

(Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М.: Республика, 1994. С. 283)

Э. Фромм приводит и ряд конкретных примеров, демонстрирующих различные варианты и аспекты некрофилии. Так, некоторым индивидам могут сниться сны, в которых они видят определённые части расчлененного тела, лежащие, летающие или проплывающие мимо в потоках грязной воды, смешанной с кровью или нечистотами. Фигурирует случай девушки, на которую, если она оказывалась вблизи мертвеца, нападал своеобразный столбняк, и она безостановочно смотрела на него и не могла оторваться. Упоминается женщина, которая сама о себе говорила: «Я часто думаю о кладбище и о том, как происходит гниение тел в гробах». Подчеркивается этот особый интерес к гниению, который иной раз принимает вызывающе откровенные формы. Так, характеризуется случай тридцатидвухлетнего и почти совершенно слепого мужчины, который боялся громких звуков, но которому нравилось, когда ему доводилось слышать крик женщины, корчащейся от боли. Кроме того, он получал удовольствие от запаха гниющего мяса и мечтал о трупе грузной женщины, в котором можно покопаться. Помимо всего прочего, он спрашивал свою бабушку, не хочет ли она завещать ему свое тело после смерти, так как ему хотелось погрузиться в её разлагающиеся останки.

Воскресив в памяти уже известные нам обстоятельства жизни и дела Муханкина, вспомним его рассказ о том, какие противоречивые чувства владели им в тот момент, когда он еще ребенком раскапывал останки расчлененной им кошечки и вдыхал зловонные, но будоражившие его трупные ароматы. Не забудем и о других очень давних фактах расчленения им живых существ, свидетельствующих о том, что в еще очень юном возрасте сложились его основные свойства как некрофильской личности.

Мы также сознательно акцентировали очень давно определившийся и явно патологический интерес Муханкина к кладбищам. Насколько красноречива известная нам деталь: еще мальчишкой, чувствуя обиду на мать, он убегал на кладбище, где вырыл землянку, в которой проводил немало времени. О чем думал тогда он? О чем фантазировал и мечтал? Наш читатель уже способен примерно догадаться об этом.

Иной раз складывается впечатление, что кладбище — это некая точка на оси координат, вокруг которой вращается весь мир Владимира Муханкина. Что бы ни происходило с ним и какие бы повороты ни готовила ему судьба, он всякий раз оказывается с неумолимой закономерностью на кладбище, подобно тому, как персонаж готического романа Яна Потоцкого «Рукопись, найденная в Сарагосе» неизменно просыпается после очередного кошмара под виселицей.

Муханкин отмечает:

Очнулся на кладбище, пошёл куда-то и попал в болото, потом попал в какой-то лес — это, кажется, на бугре за Каменоломнями. Кого-то ударил швайкой, опять прут галюники: может быть, опять убил кого-то. Опять не разберу, кто это был — он или она. Думаю, труп какой-то: хотел голову оторвать, но, кажется, он меня толкнул, и я упал, испугался и куда-то бежал. Проснулся около Грушевки.

(Протокол допроса от 20 июня 1995 г.)

Чуть что, он отправляется в Шахты на могилу некоей Нади 3., адвентистки, будто бы полюбившей его еще тогда, когда представители адвентистской общины стали регулярно посещать колонию в Шахтах, где он отбывал свой срок, и будто бы готовой стать его спутницей жизни, чему помешала злая судьба. Глухие упоминания о посещениях могилы Нади 3. прослаивают все муханкинские рукописи, но только в тетради № 7, обращаясь к Яндиеву, он неожиданно характеризует этот будто бы имевший место эпизод:

Я Вам не описал многого из своей жизни. Это для Вас не представляет ценности, и Вам это неинтересно. Вам нужно то, о чем мы с Вами первого числа говорили. Я не написал самого начала о том, что… на встрече с верующими познакомился с Надей 3., и мы как-то сразу поняли, что созданы друг для друга и что полюбили друг друга. Мы переписывались и мечтали о моем освобождении. Она же меня убедила остаться в Шахтах после освобождения в церкви ихней. Она была замужем и разошлась бы с мужем после моего освобождения. Я верю, что она сделала бы все, чтобы я больше не попал в тюрьму. И прописка была бы, и жилье. Но в момент родов по вине врачей её не стало. Сын Ромка её остался жить и растет здоровым и хорошим мальчиком. А её нет. Она лежит на кладбище, и после освобождения я после первого собрания сходил на могилу к Наде. А ходили мы вместе с её сестрами, матерью, отцом и сыном ее. На другой день я из церкви с ведром воды, тряпкой и тяпкой пошёл на могилу к Наде. Привёл в порядок её могилку и их родственников, убрал траву, помыл плиты и памятники… До вечера посидел и поговорил с Надей. Никто о моих отношениях с Надей не знает, и о переписке тоже никто не знает…

(Из «Мемуаров»)

Учтём, что именно в окрестностях кладбища завершилась кровавая муханкинская одиссея, и, разгуливая по нему, среди могил совершенно неизвестных ему людей, вдыхая странные и своеобразные ароматы этого места последнего упокоения, неумолимо привлекавшие его к себе, он генерировал в себе тот взрыв некрофильской «злокачественной агрессии» (термин Э. Фромма), который привёл к жестокому и неспровоцированному нападению на мать и дочь Ф.

Лишь в одном относительно второстепенном своем аспекте эта история несколько не укладывается в ту систему подхода, которую обрисовал Э. Фромм. Ведь он, как уже отмечалось, отделяет несексуальную форму некрофилии от сексуальной. Даже в случае Эда Кемпера, как заметит читатель, это далеко не всегда очевидно. История же Муханкина тем более ставит вопросы. Этот серийный убийца действительно, не совершал видимых сексуальных действий с трупами жертв, и сам он постоянно настаивает на том, что на этом основании его будто бы неправомерно именовать маньяком. Но, как мы уже поясняли ранее (хотя нам, конечно же, могут не быть известны многие детали), убийства и последующие расчленения трупов оказывались для него сильнейшим психосексуальным стимулятором и обусловливали, в частности, его последующие успешные совокупления с женщинами. Сексуальная составляющая некрофильского поведения убийцы, следовательно, налицо.

И еще один момент, о котором следует помнить. Уже на финальной стадии следствия Муханкин написал еще одну тетрадь, представляющую собой по сути дела трактат о серийных убийствах. Формальным поводом для этого явились предложенные следователем 4 вопроса, на которые он предложил преступнику ответить письменно. Приведем их здесь полностью:

Влияют ли наследственные данные на совершение убийств, изнасилований и т. д.? Если да, то что именно?

Какие условия жизни с момента рождения влияют на становление, на путь совершения убийств, изнасилований и т. д.?

Какие условия жизни влияют на совершение указанных выше преступлений с момента совершеннолетия и дальше?

Как можно распознать в толпе людей, склонных к совершению указанных выше преступлений?

Данный муханкинский текст мы уже цитировали выше, но наиболее значимые его части решили оставить для этой, завершающей части книги, так как размышления серийного убийцы о том, какие свойства присущи маньякам, какие признаки характеризуют их поведение в период «охоты» на жертву, а также после убийства, имеют исключительную ценность. Не потому, конечно же, что каждое слово нашего информанта заслуживает доверия. Многое из того, о чем он рассуждает, препарировано им в целях самосохранения. Что-то отражает его уровень восприятия и понимания ситуации. И все же взгляд на проблему изнутри, глазами самого преступника, анализ поведения серийного убийцы, исходящий от него самого, является бесценным документом, который, наверное, принесет еще немало пользы и криминалистам, и психологам, и работникам правоохранительных органов, которым порой еще так недостает всесторонней картины явления для создания адекватной системы средств борьбы с ним.

Чего стоит, например, такое утверждение:

Я считаю, что если человек — маньяк, насильник — в очередной раз имеет желание к новому, свежему деянию, он может к этому не готовиться, собирать какие-то вещи, как рыбак к рыбалке, — любой подходящий случай он не упустит, особенно, если он находится в благоприятном и безопасном для него месте для деяния, и пусть хоть вовсю жертва кричит и зовет кого-то на помощь — это только распалит его желания. Жертва, получается, как кролик перед удавом: небо вверху, земля под ногами, а вокруг никого — и тишина. Во всей этой церемонии самый неприятный момент — это захоронение трупа и три дня впечатлений.