Театр – волшебное окно - Коллектив авторов
Сцены из спектаклей, разговоры с друзьями, знакомства, музыка, вбитые и выдернутые гвозди, тексты написанные здесь, «выставление света», ряд можно продолжать, за каждым словом – образ.
Я помню известие о первой публикации. Радость переполняла меня, я прыгал и смеялся, не боясь зацепить низкий потолок. Возможно, я даже ударился головой. Но фейерверк искр из глаз сделал этот праздник еще значимее.
Можно вспомнить признание в любви женщины. Это было на Дворцовой. Она стояла на цыпочках и заглядывала мне в глаза. В этом вечере было немного света. Но он был очень ярким. Я молчал. Она сказала только этих три слова и тоже молчала. Зачем я молчал тогда?
Небольшой дворик на Кондратьевском проспекте за зданием школы – корпусом Физико-механического техникума. Весенний день. Цветет сирень. Мои одногруппники режутся в секу. Я не помню разговоров. Я помню Андрюха показывает удары невидимому сопернику. Он взбегает по стволу тополя, переворачивается через голову и встает на ноги. Это нереально. Какой-то фильм. Я верчу в пальцах веточку сирени и смотрю на тебя. Ты необыкновенна…
Угол Луначарского и Гражданского. Первое приобретенное жилье в номом доме. Красная церковь в окнах. Как праздничный флаг.
«Парнас». Промышленная зона за Проспектом Просвещения. Недалеко от Домостроительной улицы асфальтовое производство. Там столько счастья! Как дыма из трубы завода, когда начинаешь или заканчиваешь делать асфальт. Когда ты несколько дней провозился над устройством собирая и подключая его и вот нажимаешь кнопку пуска. Ты чувствуешь легкую вибрацию механической жизни. Это и твоя вибрация.
Я не помню плохого. Приятнее помнить хорошее.
На Парнасе быстрее всего в городе зацветает по весне мать-и-мачеха. Там много цветения, там много счастья.
Но все-таки – Малая Морская. Еще не так давно – улица Гоголя. Еще люди оговариваются по привычке, не освоившись.
Малая Морская, 16.
Через подворотню направо. Там были два небольших навесика. Несколько ступенек под навесики, вниз. В подвал.
Что там сейчас? Я не знаю.
Я знаю, что здесь было.
Тогда театр поселился в моей жизни навсегда.
Сейчас я расшвыриваю этот театр вокруг себя, как серпантин, как конфетти.
И театр не кончается. Он приумножается. Как и ощущение счастья.
Ода театру. Стихи
Татьяна Егорова
Мы юными тогда с тобою были,
Сидели на галерке мы не раз.
Рецептер, Лебедев, Басилашвили,
Трофимов, Юрский потрясали нас.
О, сколько впечатлений обещали
И пищи для души и для ума
Мольер, и Амадеус, и Мещане,
И Ревизор, и Горе от ума!
Любовью, состраданием и верой,
Дыханьем общим наполнялся зал:
Ведь Лебедев, играя Холстомера,
Нам сердце бескорыстно отдавал.
С восторгом мы на Стржельчика смотрели,
Игре неподражаемой дивясь.
Сегодня он – завистливый Сальери,
А завтра он уже – грузинский князь.
И нынче нам с тобой взгрустнулось снова,
Так вспомним тех, кого уж с нами нет:
Шарко, и Копеляна, и Лаврова —
И всех, кто ведал творчества секрет.
Театр! ты даровал душе так много;
В года застоя был, как солнца луч.
Тебя создал великий Товстоногов,
Но и теперь наш БДТ могуч!
Во славу оперетты. Стихи
Елена Елагина
Во славу оперетты
Жизнь к финалу имеет в виду оперетту,
Потому что ресурса трагедии нету:
Состраданье исчерпано, силы не те,
Чтобы плакать и зубы сжимать в темноте.
То ли дело небесные эти рулады,
То ли дело беспечные эти наряды,
В панталонах дурацкие эти прыжки —
Ни намека, ни тени предвечной тоски.
Герцогини мужьям изменяют ретиво,
Чайки крыльями машут на фоне залива,
Мистер Икс на качелях о счастье поет,
Избавляя поклонниц от гнета забот.
Пенсионные книжки припрятаны дома,
Как сладка музыкальная эта истома,
Как прекрасен из чахлой сирени букет,
Как с соседками делишь груз прожитых лет!
И к биноклю прильнув, бонвиван-старикан
Тщится видеть стриптиз сквозь невинный канкан.
Театральный этюд
Малле и Раулю
Чтоб только имя повторять,
Чтоб только видеть это слово,
Его жене писать готова,
И всем подряд – писать, писать,
Рассказывать, перечислять
Их быта милые приметы,
Им – поздравленья и приветы,
А детям их – конфеты слать.
На той, невидимой орбите,
Вращаться, глазу не видна,
Забыв о том, что есть своя
Судьба и жизнь, что по наитью,
Что ощупью, что кое-как
Ползу – к закату жизнь клонится —
По ней… Нельзя мне ошибиться
И оступиться мне нельзя никак.
Все это так. Ау, Жар-птица!
Махни крылом и потеряй
Свое перо, и будь свободна,
Как жарко в августовской, звездной
Ночи горит оно, давай,
Давай не будем повторяться,
Пусть с ездоком велосипед
Один катит, мне не угнаться,
Мне время заслоняет след
И свет. Не видно поворота,
Судьба слепит огнями встречных фар,
О, королевская охота
Судьбы – и я мишень? Кошмар!
Как маска зайца надоела!
Кем стать? Какое выбрать тело?
В какую шляпу то перо воткнуть?
И руки жжет оно, да бросить трудно.
Что ж, переставим что-нибудь:
Дохни ледком октябрьское утро,
Приди, чтоб мне успокоенье дать.
Ни дать, ни взять, я полоумна.
Летит стрела, рукой бесшумной
Запущена. Беги за ней, Зенон!
Я не бегу. Проигран мною кон.
Но счастье в том, чтоб проиграть,
Чтоб проиграть всю пьесу эту.
Молчи, суфлер, твои советы
Мне ни к чему, начнем опять,
Все день за днем, все слово в слово,
Я ко всему опять готова —
Чтоб только имя повторять!
Три действия рассказывать о
