Жар-птица (кто предал российскую демократию) - Андрей Владимирович Козырев
Может быть, за согласием Шеварднадзе стояло нечто большее, чем просто дружеские чувства. Он хотел быть рядом с Горбачёвым, чтобы поддержать первого и последнего президента СССР в исторически критическую минуту.
А минута была действительно критически историческая. Президент СССР стоял перед выбором: согласиться с ходом событий или поддаться искушению и обратиться к армии и КГБ с требованием применить силу для сохранения Советского Союза. Едва ли это могло бы изменить ход истории, но кровопролитие было вполне возможно. Он этого не сделал. Надо отдать ему должное. И не только за это. Он искренне пытался реформировать отжившую советскую систему. К сожалению, в созидательной работе по строительству обновленной страны он был не слишком успешен, проявляя непоследовательность и нерешимость. Его уникальная роль как руководителя государства состояла не только и не столько в том, что он сделал, сколько в том, чего он не сделал. В отличие от предшествующих советских правителей и царей, он наотрез отказался проливать кровь собственного народа для удержания власти. В этом он проявил железную волю, последовательность и решительность. И в этом его великая историческая заслуга.
Но вернусь к реакции на создание СНГ. Как я уже сказал, многие посчитали это вариантом Советского Союза. Другие увидели в СНГ инструмент для отстранения от власти Горбачёва и советской бюрократии и замены их на Ельцина и его команду. Были даже те, кто настаивал: новое государство должно быть основано на панславянской идее, и отказывал среднеазиатским или закавказским республикам в праве на присоединение к СНГ. Такая неоднозначная реакция, естественно, вызвала беспокойство за рубежом.
Мы были вынуждены многократно публично объяснять, что Содружество — это не государство. Напоминали, что по настоянию Украины в документе было заявлено: вся деятельность государственных органов бывшего Советского Союза должна быть немедленно прекращена. Следующая фраза подчёркивала, что новое Содружество не будет иметь признаков нового государства. Более того, чтобы преодолеть подозрение в отношении Москвы других государств — членов СНГ, в соглашении устанавливалось, что новые координирующие органы будут размещены не в столице России, а в Минске. Подчёркивалось, что новая группа государств объединялась на добровольной, неэтнической, нерелигиозной основе и открыта для вступления других республик. Действительно, например, президент Казахстана Нурсултан Назарбаев был с самого начала приглашён в Минск и в Беловежскую пущу. Он пообещал прилететь, но потом предпочёл не появляться там, пытаясь сохранить за собой возможность политического выбора, поскольку Горбачёв обещал ему должность премьер-министра Советского Союза.
Вообще-то всё было ясно из текста соглашения, однако нам приходилось повторять его основные тезисы ещё и ещё раз.
Парламенты дают «добро»
Беловежским соглашениям ещё предстояло преодолеть самый важный барьер — ратификацию парламентами России, Украины и Беларуси.
Голосование в Верховном Совете России было событием особой исторической и политической важности. В случае отрицательного результата не только легитимность Бориса Ельцина как президента была бы серьёзно подорвана и возникла бы угроза российским демократическим реформам. На карту было поставлено нечто большее — от исхода голосования в Москве зависела судьба всего постсоветского пространства.
Большинство депутатов, похоже, понимали серьёзность ситуации. Однако на обсуждение итоговой резолюции ушло три часа и полемика была бурной. В коротком и энергичном вступительном слове Ельцин ясно дал понять, что у Содружества независимых государств есть одна альтернатива — неконтролируемый и потенциально катастрофический процесс распада Советского Союза. Он напомнил про безуспешные попытки создать федерацию, затем конфедерацию суверенных государств… После них стало очевидно, что содружество — единственно возможная форма интеграции, которая устраивает большинство бывших советских республик. Упускать такую возможность нельзя. Он описал СНГ как перспективную структуру для сотрудничества и реинтеграции новообразованных государств на прочной основе равенства и свободы выбора.
Выступление Ельцина задало позитивный тон всей процедуре. Его поддержали другие ораторы.
Когда пришла моя очередь, я как министр иностранных дел представил дополнительные аргументы в пользу содружества и ответил на множество вопросов. Два из них затрагивали темы, особенно важные для меня. Один вопрос касался легитимности СНГ. Я воспользовался случаем и сообщил депутатам, что Европейское сообщество и Соединённые Штаты приняли наши объяснения и приветствовали образование СНГ как выражение свободной воли и законного выбора народов бывшего СССР.
Второй вопрос был связан с будущим СНГ. Я постарался объяснить депутатам, что от них будут зависеть отношения между Россией и её соседями. Если они будут привержены курсу реформ, проявят уважение и признают равенство всех членов Содружества, Россия станет привлекательным партнёром в процессе реинтеграции. Но если реформы у нас провалятся и Россия поддастся имперским амбициям, тогда и Содружество окажется непрочным.
Процедура завершилась почти единодушным голосованием за ратификацию Беловежских соглашений. Это было очевидным подтверждением общего желания покончить с эпохой Советского Союза и создать условия для новой демократической России. Короткое время спустя депутаты единогласно проголосовали за изменение официального названия страны. Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика, РСФСР, превратилась в Российскую Федерацию, Россию.
Не менее бурно проходило обсуждение Беловежских соглашений и в Верховной Раде Украины 12 декабря 1991 года. В ходе дискуссии депутаты обратили внимание на две важных для страны позиции — гарантированный роспуск всех федеральных структур и нерушимость границ. По решению Рады эти принципы были зафиксированы в дополнениях к Беловежским соглашениям, которые прилагались к акту о ратификации.
При обсуждении в парламенте Беларуси был поднят вопрос о закреплении нейтрального статуса республики.
По понятным причинам все республики стремились упрочить свою новообретённую независимость. Отчасти это было реакцией на противоречивые сигналы из Москвы. Они исходили не только от Горбачёва, но и от Ельцина, который многократно публично заявлял, что взял под свой контроль центральные властные структуры в Москве и, в частности, «ядерный чемоданчик». Всё это вызывало в бывших советских республиках тревогу.
Показательно, что российский президент решил остаться в Кремле, хотя демократы из его окружения предлагали ему занять кабинет в Белом доме. Их логика была понятна. Кремль был символом авторитарного государства, в то время как Белый
