Русские парижане глазами французской полиции ХVIII века - Александр Фёдорович Строев
Вторник 1 сентября 1761
Милостивый государь,
Имею честь доложить Вам, что, следуя Вашим указаниям, я явился к г-ну чрезвычайному и полномочному послу российской императрицы графу Чернышеву с целью спросить у него, говорил ли с ним г-н герцог де Шуазель о графе Пушкине и поведал ли ему, сколь участлив он, г-н герцог, к иноземцам. Сей министр ответствовал мне, де г-н герцог де Шуазель ничего ему не говорил, де он знает графа Пушкина как доброго дворянина и подданного его повелительницы российской императрицы, но в то же время как негодного малого, коему отказывает во всякой протекции и вовсе не возражает, дабы французское правительство поступило с ним так, как обычно поступает с негодяями подобного рода. Г-н Чернышев прибавил, де отец г-на Пушкина[494] весьма порядочный человек и богат, и он полагает, что коли сына арестуют, то отец, быть может, удовлетворит кредиторов, у коих тот выманил здесь деньги.
3 сентября 1761
[адресовано герцогу Шуазелю]
Милостивый государь,
Из письма, кое Ваше Превосходительство соизволило написать мне, а також из приложенного к нему письма г-на де Сартина[495] я узнал, что г-на Пушкина [Pousquin] преследуют за долги и ходатайствуют пред Вашим Превосходительством о получении приказа об аресте. Я уже наслышан о сем молодом человеке, коий, должно быть, русский, но поелику он все время держался здесь тайком и не был мне представлен, да к тому же никаких связей ни с кем в моем доме не имеет, то ничто не может ни сподвигнуть меня принять в нем участие, ни воспрепятствовать свободному отправлению законов сего королевства. Впрочем, я буду премного обязан Вашему Превосходительству, коли Вы соблаговолите сообщить мне о том, что будет сделано на сей счет.
Имею честь,
милостивый государь,
истинно быть нижайшим и преданнейшим слугой Вашего Превосходительства,
граф Чернышев
Суббота 26 сентября 1761
Шесть с половиной часов вечера
В нашем дому и пред нами, Югом-Филиппом Дюшеном, королевским советником и комиссаром Шатле, предстал г-н Пьер-Николя Делайе[496], королевский советник и инспектор полиции, коий сообщил нам, что располагает приказом короля от 10 числа нынешнего месяца арестовать русского дворянина г-на Пушкина [Pouschekine] и препроводить оного в тюрьму Фор-Левек; что для исполнения названного приказа, предъявленного нам и сразу же убранного, он требует, чтобы мы отправились нынче с ним на улицу Аббатовой Деревушки в дом, именуемый Малой немецкой гостиницей, меблированный и содержащийся г-ном Крете, где названный г-н Пушкин и проживает. В соответствии с сим требованием, мы воздали должное названному г-ну Делайе и тотчас отправились с ним в вышеуказанный дом и, взойдя в комнату на третьем этаже, выходящую окнами на улицу Аббатовой Деревушки, обнаружили там некое частное лицо и спросили его имя, возраст, титул и жилище, на что он назвался Сергеем Пушкиным [Serge de Pouschekin], русским дворянином из Петербурга, возрастом двадцати четырех лет, проживает во второй раз у названного Крете с 26 августа сего года под именем Пернель [Pernelle], а особых причин тому назвать не захотел. По объявлении названному г-ну Пушкину причины нашего появления, оный был арестован в силу указанного королевского приказа названным г-ном Делайе, который остался при арестованном, дабы препроводить в тюрьму Фор-Левек во исполнение того самого приказа. Названный г-н Пушкин забрал с собой ключи от секретера и комода, стоящих в названной комнате, пред тем заперев их, что же до ключа к двери от жилой комнаты, то он оставил оный на попечение дамы Крете. О чем составлен нами настоящий протокол, дабы засвидетельствовать произошедшее, и г-н Делайе подписал оного черновую запись.
22 октября 1761
Фор-Левек
Ваше Превосходительство,
26 числа минувшего месяца я был арестован в своих апартаментах по королевскому письму и заключен под стражу в тюрьму Фор-Левек. Не имея за собой никакого прегрешения, я ожидал все это время, надеясь, что мне будет объявлена моя вина, но до сего дня, не был ни разу допрошен и беру на себя смелость обратиться к Вам, милостивый государь, с нижайшей просьбой подвергнуть меня допросу, дабы я мог доказать свою невиновность, коли существуют противу меня какие подозрения. Широко разошедшаяся слава о Вашем великодушии в отношении многих обездоленных сподвигла меня просить у Вас справедливого суда.
Пребываю с глубочайшим почтением,
милостивый государь,
Вашим нижайшим и преданнейшим слугой,
Пушкин
Четверг 29 октября 1761
[Выдержки из протокола допроса Пушкина]
…Во-вторых, будучи спрошен, знаком ли ему названный Брюне и в какое время познакомился с ним, и в какой стране, сказал, что познакомился с названным Брюне в Голландии, где взял оного к себе в услужение.
В-третьих, будучи спрошен, верно ли, что названный Брюне был в июне месяце в городе Амстердаме в услужении у парижского банкира г-на Эрфа, обретавшегося тогда в том городе и поступил к нему в услужение 12 числа названного июня месяца, сказал, что принял к себе в услужение названного Брюне в городе Амстердаме в июне месяце, а даты не помнит.
В-четвертых, будучи спрошен, верно ли, что он сказал названному Брюне, де поступив к нему в услужение, он пробудет три года в Париже, сказал, что неверно.
В-пятых, будучи спрошен, верно ли, что через несколько дней после того, как названный Брюне поступил к нему в услужение, он сказал ему, де остался без денег и коли оный ему их раздобудет, то тогда выполнит обязательство, что вступит в силу 15 июля, ибо должен получить в то же время вексель на пятнадцать тысяч ливров в Париже, сказал, что названный Брюне, будучи в Амстердаме, ответил на его просьбу, что коли он, Пушкин, желает взять его в услужение и удовольствовать, то ссудит ему денег; де названный Брюне и впрямь поступил к нему в услужение в июне месяце сего года и ссудил ему денег, а сумму запамятовал, должно быть пятьдесят или шестьдесят луидоров; де чрез некоторое время после сделки выписал ему расписку в получении той суммы, хотя названный Брюне расписки не просил, и было то в городе Брюсселе; де та расписка должна была быть оплачена при первом переводе ему денег, но о том, что в июле должен получить в Париже вексель на пятнадцать тысяч ливров, Брюне не сказывал.
В-шестых, будучи спрошен, верно ли, что полученные в Амстердаме от Брюне деньги были употреблены им на оплату долгов, сделанных в том городе, сказал, что часть тех денег была употреблена на уплату долгов в Амстердаме, а другая часть пошла на поездку из того города в Париж.
В-седьмых, будучи спрошен, верно ли, что названный Брюне ссудил ему пятнадцать сотен ливров в названном городе Амстердаме и что помимо той суммы еще взял взаймы для ответчика тридцать дукатов, а французскими деньгами то будет триста шестьдесят три ливра, и что сия сумма послужила ему, ответчику, на расходы на поездку из Амстердама в Париж, куда он прибыл с названным Брюне двадцать второго июня, сказал, что о том ничего не знает; что дал названному Брюне расписки в полученных от него суммах и что, верно, прибыл в Париж в конце июня.
В-восьмых, будучи спрошен, верно ли, что прибыв в Париж, остановился в Римской гостинице на улице Иакова под именем Пер, сказал, что верно.
На вопрос о том, каковы причины, побудившие его сменить имя, сказал, что сменил имя лишь затем, чтобы скрыть свое прибытие в Париж, не будучи в состоянии отправиться на поклон к господину российскому послу.
В-девятых, будучи спрошен, верно ли, что по прибытии в Париж и будучи без денег, получил взаймы от названного Брюне еще три сотни ливров, сказал, что верно.
В-десятых, будучи спрошен, верно ли,