Флетчер и Славное первое июня - Дрейк Джон

Следовательно, Далидж-сквер стала местом паломничества не только для модной публики, но и для любопытных, зевак и простонародья. За неделю до суда волнения у дома леди Сары достигли таких масштабов, что для оцепления площади были вызваны войска. Лондон должным образом отметил, что полком, которому была поручена эта задача, был 10-й гусарский: «Собственный полк принца Уэльского».

Наконец, утром 10 мая 1794 года долгожданное развлечение началось. Двенадцать присяжных, сплошь солидные, респектабельные торговцы, сидели плечом к плечу на трех аккуратных ярусах деревянных скамей, отгороженные закрытой калиткой. Прямо перед ними находилось нечто вроде оркестровой ямы, где важные свидетели ожидали вызова в суд. За ней, на отдельном возвышении, сидели представители газет, которым в свободной Англии была предоставлена привилегия освещать судебные заседания.

Слева от скамьи присяжных возвышалась скамья подсудимых, приковывавшая взгляды всех присутствующих. Пока еще пустая, она ждала прекрасное создание, которое все пришли увидеть.

Прямо над и за скамьей присяжных поднималась высокая деревянная перегородка, похожая на гигантский, поднятый воротник пальто. Она эффективно отделяла присяжных от публичной галереи наверху, где была выставлена на обозрение избранная часть правящего класса Англии.

Справа от скамьи присяжных стоял огромный стол в форме полумесяца, покрытый зеленым сукном, за которым сидели несколько десятков адвокатов в черных мантиях и белых париках. Среди них были сэр Энтони Бофорт, выступавший от имени Короны, и сэр Патрик Джойс, блестящий, остроумный ирландец — один из лучших адвокатов королевства, — который представлял защиту. По крайней мере, у этих двоих была работа, но большинство остальных перебирали бумаги и пытались выглядеть важными, ибо гораздо большее их число воспользовалось привилегией присутствовать, чем того требовала необходимость.

Далее справа, плотно примыкая к круглой стороне стола, возвышалась высокая панель судейской скамьи, из-за которой, с командной высоты, лорд Лэйринг должен был обозревать зал суда. Над его местом на стене был укреплен большой меч правосудия, увенчанный короной, символизирующей величество короля.

В половине десятого раздался внезапный гул ожидания, сотни людей, набившихся в зал суда, разом замолчали, а затем вырвался общий вздох изумления. Между двумя судебными приставами на скамью подсудимых поднималась леди Сара.

На ней было струящееся платье из мягкого, переливающегося сиреневого шелка с пышной юбкой, длинными узкими рукавами и поясом, завязанным сзади в огромный бант, чтобы подчеркнуть талию. Ее длинные волосы каскадом локонов ниспадали из-под огромной шляпы, украшенной пышными лентами в тон лентам на шее. Она была захватывающе прекрасна и оставляла всех остальных женщин Лондона далеко позади.

Она мельком окинула взглядом зал суда, милостиво кивнула своему защитнику, сэру Патрику, и села на предложенный ей стул с прямой спиной, высоко поднятой головой и сложенными на коленях руками. Она выглядела мило и естественно, и те, кто ее знал, восхищенно вздыхали и перешептывались, что в ней произошла перемена. Обычно она двигалась с томной плавностью ленивой кошки. Только леди Сара знала, что ее манера была сознательно скопирована с мисс Кейт Бут, все еще прикованной цепью в своей чердачной комнате в Гринвиче. Леди Сара была готова учиться у кого угодно; главное было — победить.

По сравнению с выходом леди Сары, появление лорда Лэйринга под зычный рев судебного пристава было разочарованием, но все встали, пока он водружал свою тушу в судейское кресло, и его живые, быстрые глаза, полускрытые в складках плоти, обвели зал суда. Его светлость был чрезвычайно тучен, и его красное лицо и хриплое дыхание свидетельствовали о плачевном состоянии его здоровья. Но в раздутом теле обитал быстрый, проницательный ум, и он один из всех мужчин в зале в тот день усмехнулся притворной девичьей невинности леди Сары, вместо того чтобы быть взволнованным и возбужденным ею.

Когда все игроки собрались, игра началась. Около часа ушло на формальности: присяжные принесли присягу, прекрасная обвиняемая должным образом заявила о своей невиновности, и в зал суда умудрилось протиснуться еще больше народу. Затем сэр Энтони обратился к суду, перечислив различные убийства и тяжкие нападения, в которых обвинялись леди Сара и ее сын Виктор. Список был таков:

1.  Убийство Арнольда Берроуза, кучера покойного мистера Сесила Форстера, мирового судьи из Лонборо.

2.  Убийство Ричарда Люси, солиситора из Лонборо.

3.  Нападение с нанесением тяжких телесных повреждений мистеру Адаму Плаурайту, приходскому констеблю из Лонборо.

4.  Нападение с нанесением тяжких телесных повреждений мистеру Эдварду Люси, солиситору из Лонборо.

Из этого списка обвинения (2) и (4) в отношении леди Сары были быстро сняты. Мистер Джон Тейлор, книготорговец с Маркет-стрит, 38, Лонборо, был вызван обвинением и ясным, гневным голосом рассказал суду, как он и его жена видели, как Виктор Койнвуд вышел из дома № 39 на Маркет-стрит, напротив их собственного, в ночь на 19 июля 1793 года, с мечом в руке, после чего убежал вверх по улице. Дом № 39 немедленно загорелся, и из него вышел раненый мистер Эдвард Люси, волоча за собой тело своего отца.

— Благодарю вас, мистер Тейлор, — сказал сэр Энтони. — Милорд, — продолжил он, — теперь я представляю письменные показания мистера Эдварда Люси, удостоверяющие тот факт, что смертельное нападение на него и его отца было совершено мистером Виктором Койнвудом.

— Сэр Энтони, — произнес лорд Лэйринг, — разве мистер Эдвард Люси не в суде?

— Нет, милорд, — ответил Бофорт, — он болен и не может путешествовать. У меня есть свидетельства от двух врачей…

— Не сомневаюсь, — пренебрежительно бросил Лэйринг, — но вы до сих пор не представили доказательств причастности обвиняемой к нападениям ни на одного из Люси. Вы не собираетесь этого делать?

— Нет, милорд, — ответил Бофорт, — но я надеюсь показать…

— Сэр Энтони, — перебил Лэйринг, — вы показали, что эти нападения совершил мистер Виктор Койнвуд, не так ли?

— Да, милорд.

— Тот самый мистер Виктор Койнвуд, что ныне содержится в смирительной рубашке, безумен и не может предстать перед судом, в благотворительной больнице Лонборо?

— Да, милорд.

— Тогда какое отношение нападения на Люси имеют к обвиняемой?

— Я утверждаю, милорд, что мистер Виктор Койнвуд совершил эти преступления под ее влиянием.

— У вас есть тому доказательства?

— Совокупность моего дела не допускает иной трактовки, милорд.

— Повторяю, сэр Энтони, у вас есть тому доказательства?

Сэр Энтони был застигнут врасплох. По залу пронесся шепот, и на мгновение воцарилась тишина.

— В таком случае, сэр Энтони, я попрошу вас ограничиться теми обвинениями, по которым вы в состоянии представить доказательства причастности обвиняемой!

Сэр Патрик Джойс ухмыльнулся и с улыбкой повернулся к леди Саре. Она кивнула в знак признательности и вернулась к серьезному делу — с обожанием взирать на лорда Лэйринга.

Сэр Энтони был раздосадован, но быстро переключился на события 30 июля 1793 года, когда мировой судья мистер Форстер во главе отряда прибыл в Койнвуд-холл, чтобы арестовать леди Сару и ее сына. Из этого отряда кучер Форстера был застрелен, а сам Форстер позже погиб на охоте в результате несчастного случая.

Но в живых остались пятеро свидетелей: мистер Натан Пенденнис, лорд-мэр Полмута; мистер Адам Плаурайт, бывший приходской констебль Лонборо, и два его брата, которые сопровождали отряд Форстера в тот роковой день.

На предыдущие формальности и показания мистера Тейлора ушло столько времени, что в тот день суд больше ничем не занимался.

11-го числа суд возобновил работу. Леди Сара была в совершенно другом, еще более ошеломляющем наряде. Среди тех, кто стоял в очереди, чтобы попасть на публичную галерею, вспыхивали настоящие драки, а места продавались за огромные деньги.