Флетчер и Славное первое июня - Дрейк Джон

Мичман шепнул что-то другой паре часовых у двери адмирала и отступил, когда дверь для меня открыли. Я вошел и увидел Хау, стоявшего спиной к кормовым окнам, сэра Роджера Кертиса, его капитана флота, по одну сторону от него, и его главного клерка — по другую. В комнате царила явная враждебность, и Хау и два его главных доверенных лица сверлили взглядами трех мужчин и женщину, только что поднявшихся на борт.

Один из мужчин был крупным, седеющим морским лейтенантом средних лет по имени Ллойд. Мускулистый, начинающий полнеть, но с жестким взглядом. На боку у него висела сабля, и он сжимал ее рукоять, словно ожидая немедленного боя. Рядом с Ллойдом, как будто его спутник, стоял пожилой джентльмен, в котором все, от парика до туфель с пряжками, выдавало юриста. Это был мистер Смизерс, чиновник Высокого суда Адмиралтейства. Третий мужчина был странным созданием. Вероятно, самый щеголеватый и безупречно одетый человек, которого я когда-либо встречал в своей жизни. Его сапоги сияли, белье ослепляло, а сюртук сидел как влитой. Он, должно быть, потратил часы, чтобы так себя привести в порядок.

У мужчины такое внимание к внешности обычно означает, что он состоит в полку щеголей из гомосексуальной братии, но этот джентльмен был от этого так же далек, как небо от земли. Он поймал мой взгляд, когда я вошел в каюту, и посмотрел на меня в упор с такой абсолютной уверенностью и таким выражением «иди-ты-к-черту», что, будь мы одни, я бы ему врезал. Поверьте мне, дети, в 1794 году было не так уж много людей, которые осмеливались так смотреть на вашего дядюшку Джейкоба. Этим красавцем был некий Сэмюэл Слайм, знаменитый сыщик.[13]

Итак, я перечислил их всех и сказал вам, кто они были. Но я не хочу, чтобы у вас сложилось впечатление, будто я уделил этим троим больше, чем беглый взгляд, потому что все мое внимание было приковано к кое-чему другому. А именно к леди, стоявшей рядом с мистером Слаймом.

Она была абсолютной сногсшибательной красавицей. Не юная, но великолепная, прекрасная женщина. Ростом около пяти с половиной футов, с длинными, густыми черными волосами и чувственным, сладострастным видом. Клянусь святым Георгием, она и впрямь была чем-то из ряда вон выходящим! Как и ее приятель Слайм, она была разодета донельзя, и вдобавок ее манеры говорили о богатстве и высоком положении.

Мне в голову пришла мысль, что она кажется знакомой, и пока я пытался понять, в чем дело, я узнал ее! Это ударило меня, как физический удар! Это была леди Сара Койнвуд, жена моего родного отца, сэра Генри Койнвуда. Это была женщина, которая подослала своего сына Александра, чтобы меня завербовали во флот и попытались убить. Именно сходство с ним, этим порочным ублюдком, и сбило меня с толку. Что ж, в прошлом июле я проткнул его грудь клинком сабли и думал, что на этом мои беды кончились. Но нет, потому что вот она, сила, что толкала Александра на его дела.

Так что я смотрел на нее, а она на меня. Я видел, что она была так же заворожена, как и я, и тоже поражена. Она поднесла руку ко рту и ахнула. Она вцепилась в рукав Слайма и отступила, чтобы он оказался между нами. На самом деле, она была не просто поражена, она была напугана. Слайм покровительственно положил руку на ее ладонь и с новой злобой посмотрел на меня.

Внезапно я почувствовал себя очень неуютно. Сара Койнвуд могла быть только моим врагом, и врагом смертельным. Она и ее компания пришли за мной, и ничего хорошего они мне не желали. Но она пришла открыто, так что это, должно быть, было какое-то законное нападение: использование закона, если судить по присутствию мистера юриста Смизерса. Это не могло быть простым делом вычеркивания меня из завещания Койнвудов, для этого им не нужно было бы подниматься на борт «Куин Шарлотт». Я гадал, чего они могут хотеть, но это гадание было ложью самому себе. Я знал, что грядет, и от этого у меня подкосились ноги.

— Мистер Флетчер, — сказал лорд Хау, после того как представил всех, — вот мистер Смизерс от имени Высокого суда Адмиралтейства, с бумагами, должным образом оформленными и во всех отношениях правильными. — Он взглянул на своего клерка, у которого в руках была пачка бумаг, и клерк кивнул. — Бумаги, обязывающие меня передать вас под надзор лейтенанта Ллойда и его людей, для доставки под стражу в ожидании суда по обвинению в мятеже и убийстве.

Мне стало дурно, и ноги ослабли. Хау продолжал:

— Мистер Флетчер, я рассказал этим джентльменам, что вы сделали для своей страны, позволив мне ввести мой флот в бой с французским. Я также сообщил им, что в бою вы сами сражались как лев и даже сейчас не полностью оправились от ран, нанесенных вам врагом.

Другими словами, Черный Дик был на моей стороне и искал любую законную причину, чтобы выбросить мистера Смизерса и лейтенанта Ллойда в Солент.

— Мистер Флетчер, — сказал Хау, сдвинув свои густые черные брови, — у меня к вам вопрос. Вопрос, который разрешит это дело, по крайней мере, к моему удовлетворению. Я призываю вас ответить правдиво, на вашу честь англичанина и джентльмена!

— Так точно, милорд, — ответил я.

— Мистер Флетчер, — торжественно произнес он, — вы убили боцмана Диксона с брига Его Величества «Булфрог»?

Вот оно. Мой худший страх стал реальностью. Вскоре после того, как меня завербовали на тендер «Булфрог» в феврале прошлого года, я забил Диксона дубиной и выбросил за борт, потому что он был безмозглым идиотом, который застегал меня плетью почти до безумия. Диксону утонуть было только на пользу, а флоту — лучше без такого подонка, как Диксон. Но флот никогда бы с этим не согласился, и страх возмездия преследовал меня с тех пор.

И страх этот был тем сильнее, что я узнал от своего товарища по бачку, Норриса Полперро, что он видел, как я убил Диксона, и еще двое тоже. Норрис уговорил их молчать, но надолго ли?

— Мистер Флетчер, — нахмурившись еще сильнее, произнес Хау, — я жду вашего ответа, сэр!

Я не знал, что сказать, и потому молчал. Повисла долгая, неприятная тишина, которую наконец нарушила леди Сара. Даже в тот момент я отметил, каким прекрасным был ее голос.

— Он обречен, милорд, — молвила она. — Все его поведение кричит о вине!

Что, к несчастью, было мнением всех присутствующих. Смизерс заговорил и привел множество юридических деталей. Ллойд вставил, что по практическим соображениям предпочел бы забрать меня не сейчас, а через пару дней, и был бы благодарен, если бы до тех пор меня подержали на борту. Хау согласился, но возникла некоторая перепалка по поводу точных обстоятельств моего содержания под стражей, пока Черный Дик не положил этому конец вспышкой гнева.

— Лейтенант Ллойд, — сказал он, — я не потерплю нравоучений от таких, как вы! Пленника закуют в кандалы, и завтра утром он будет дожидаться вашего распоряжения на этом корабле. Этого достаточно, сэр? Или вы ставите под сомнение мою способность держать слово?

Ллойд побледнел и отступил, не желая наносить дальнейших оскорблений столь великому человеку. Вскоре после этого они все удалились, и я остался наедине с Хау, сэром Роджером Кертисом и клерком Хау.

— Что ж, сэр, — сказал Черный Дик, — вы меня разочаровали, и это факт. Что это вы стоите как истукан, не говоря ни да, ни нет?

И снова я не знал, что сказать.

— Боже милостивый, любезный, — сказал Хау, — вы убили этого человека или нет?

Но я был в полном оцепенении. Все было точь-в-точь как в первые дни моей службы, когда я жил в постоянном страхе, что меня повесят за убийство Диксона.

— Тьфу! — сказал наконец Хау. — Вы непроходимый глупец, Флетчер. Но я помогу вам, если смогу. Я у вас в долгу, сэр, за свою победу. Итак, кто ваши друзья? Кому нам сообщить, чтобы вам помогли подготовить защиту?

И это, мои веселые ребята, был один из самых мрачных моментов в моей жизни.

Я крепко задумался. К кому я мог обратиться за помощью? У меня не было никого, кто мог бы замолвить за меня словечко, дернуть за нужные ниточки. Лучшее, что я мог сделать, — это назвать имя мистера Натана Пенденниса, который был моим нанимателем в Полмуте. Он был влиятельным человеком у себя дома, но какой вес имел в Лондоне, я не знал. Да и стал бы он вообще утруждать себя ради меня. Тем не менее я назвал его имя.