Три минуты истории - Александр Дмитриевич Сабов

Виши пока сохраняет видимость самостоятельного государства, но зоркому глазу видно: нет, это уже Франкрейх! «Здесь удушающая атмосфера… нечем дышать…» Посольство Испании в Виши отказало Сент-Экзюпери в визе, припомнив ему репортажи о гражданской войне. К счастью, еще можно уехать в Алжир — Виши все еще считает его своей колонией. Оттуда Сент-Экзюпери вырывается в Португалию и ждет корабль в США.

30 декабря 1940 года он увидел статую Свободы в Нью-Йоркском порту, подарок Франции к столетнему юбилею США.

Он сошел на берег страны, в которой царил мир, хотя все только и говорили о войне.

Война, это было так далеко отсюда! Но ни на минуту гость Америки не забудет, что в Европе, которую он оставил, бушевал пожар.

Он мучительно думал: как это произошло? Нельзя ли было избежать? И как теперь потушить?

4. Адольфы и Михаэли

Я держу в руках книгу-пуд, читаю аннотацию на задней обложке, диву даюсь: что за чушь? Ах, это военно-политическая фантастика… Очень модный нынче на Западе жанр. Добрых 90 процентов такой лжелитературы в разных видах разрабатывают один и тот же сюжет: на мирную, невинную, безмятежную Европу — и почему-то обязательно в воскресенье — вдруг набрасываются войска сверхвооруженного Варшавского пакта. Бельгийский генерал Клоз, английский генерал Хеккет, французский генерал Франсуа хоть пишут свои романы, кажется, поврозь, однако схожи до такой степени, что прочесть достаточно один, дальше можешь ограничиться аннотациями на обложках. Однако печатный кирпич, который я держу в руках, нечто непривычное.

Что ж, читаю внимательно от начала до конца.

Так вот оно что! Андре Коста, автор романа «Призыв 17 июня», поместил свой фантастический сюжет не в будущее, как отставные генералы-футуристы, а… в прошлое. Туда, где уже все произошло и ничего не изменишь, откуда только и остается, что черпать уроки для будущей истории. Может быть, произвольно переписывая историю, именно эти уроки автор и старается извлечь?

Значит, так: де Голль в Англию не поехал. Он остался, наоборот, во Франции и убедил Петена никакого перемирия с Гитлером не подписывать. Но ломит Гитлер, и делать нечего — маршал Петен и генерал де Голль спасаются бегством в Алжир и оттуда вдвоем поднимают патриотов на Сопротивление. Торжествует идея национального согласия. Хотя Франция и оккупирована врагом, однако надвое — на коллаборационистов и антифашистов — не разделилась. Американцы остаются за своими океанами, правда, обильно шлют оружие воюющим французам и англичанам. В одно прекрасное утро Петен и де Голль, оба в чудном настроении, дарят алжирцам конституцию, а те в порыве благодарности избирают маршала алжирским и уж заодно… французским президентом.

Вспомним: 18 июня 1940 года Шарль де Голль призвал французов к борьбе с оккупантами («Франция проиграла сражение, но не проиграла войну…»). Почему же в заголовке романа дата призыва смещена на один день? Почему 17 июня вместо 18-го?

А вот почему.

Реальный вариант: 17 июня растерянное французское правительство добежало до Бордо. В этот день Поль Рейно сложил с себя полномочия премьер-министра и передал власть Петену. «Спаситель родины» немедленно запросил у Гитлера мира.

Фантастический вариант: 17 июня в Бордо, на свидание к Петену, который только что взял в свои руки власть, срочно приезжает генерал де Голль. За обедом они договариваются вместе руководить Сопротивлением и обращаются к нации — отсюда и «призыв 17 июня».

Так, дескать, могло случиться… и если бы так произошло, то как же было бы хорошо! Фашистский сапог подмял Францию, но Франция — изнутри и извне — сопротивляется. О коллаборационизме и речи нет.

Но вдруг фантастический этот сюжет делает такой кульбит, что реальные драмы прошлого превращаются прямо-таки в водевили. В общую алжирскую резиденцию Петена и де Голля звонит их окаянный ворог, пол-Европы подмявший под себя. Звонит им фюрер и сообщает, что, мол, утром на рассвете, в четыре часа, границы Румынии (а рядом же Австрия, а она уже пережила аншлюс) и границы великого рейха (Германии с Польшей вместе) взломали красные войска. Они могут захватить Германию, потом Францию, то есть, считай, всю Западную Европу. Переполох! Ефрейтор, маршал и генерал решают забыть свои разногласия и встретить вместе «общего врага»…

Какое чудовищное осмеяние истории собственной родины!

При всем том Андре Коста обнаруживает знание документов совещания трех военных миссий: советской, французской и английской — в Москве, но к переписанному им сценарию второй мировой войны прилагает это знание ради чисто антисоветского выверта.

О чем в действительности шла речь в Москве в августе 1939 года и по чьей вине военная конвенция трех стран, которая могла бы остановить агрессора, осталась неподписанной?

* * *

Маршал К. Е. Ворошилов, открыв это совещание, сразу предъявил мандат советской делегации на ведение переговоров и подписание военной конвенции. Предъявляет свой мандат и глава французской делегации генерал Ж. Думенк. Глава английской делегации Дракс заявляет, что он уполномочен вести только переговоры, но никакого мандата на подписание конвенции ему не дано.

Первое замешательство. Зачем же вести переговоры, ничего не подписывая? Война в Европе разразится не сегодня завтра, последняя возможность предотвратить ее или максимально локализовать — это трехсторонний англо-франко-советский пакт против потенциального агрессора. Маршал Ворошилов: «Наши полномочия, как вы видели, всеобъемлющи. Мы можем вести переговоры по вопросам организации обороны Англии, Франции и СССР от агрессивных стран Европы, и мы можем подписать военную конвенцию. Ваши полномочия, изложенные на словах, мне не совсем ясны».

Вскакивает адмирал Дракс. Он наговорит множество слов: пока будем заседать, я запрошу полномочия из Форин офис, мандат мой придет, пока важно договориться, а когда договоримся, право подписи мне наверняка дадут… Он скажет все, кроме правды. Ибо вот какую инструкцию для британской делегации заучил наизусть адмирал Дракс перед отъездом из Лондона — инструкция была так строго засекречена, что ее не рискнули даже взять с собой в Москву:

«Британское правительство не желает быть втянутым в какое бы то ни было определенное обязательство, которое могло бы связать руки при любых обстоятельствах. Поэтому в отношении военного соглашения следует стремиться к тому, чтобы ограничиваться сколь возможно более общими формулировками…»

Кое-как преодолев первое затруднение, переходят к изложению планов взаимной помощи на случай войны. Тут оказывается, что ни у французской, ни у английской делегации этих планов попросту… нет! Или есть только в самых общих чертах. У советской стороны складывается впечатление, что